извилины должны извиваться
категория: слэш
рейтинг: NC-17
тэги: психология, повседневность, мифические существа, любовь/ненависть
предупреждения: изнасилование, нецензурная лексика, элементы гета
размер: ~8300 слов
бета: Elke Maiou
Написано для "Ночной истории" от Motik71
I. Как поймать золотую рыбку.
читать
Когда Димочка вот так наклонялся за стаканчиком кофе, его хотелось трахнуть. Когда Димочка потом держал этот картонный стаканчик за бортик, отпивая горячее мелкими глотками, его хотелось трахнуть. Когда Димочка, смеясь и шутя, заглядывал в Олин монитор, что-то ей объясняя, его хотелось трахнуть. И когда он сидел на своем рабочем месте — тоже. Было в Димочке что-то такое, что взвинчивало Артура и изводило нетерпеливым зудом под ребрами, а иногда — и в такие моменты становилось совсем опасно — и пониже живота. Прикрыв глаза, Артур раздраженно выдохнул, отлип от косяка, который подпирал плечом, и скрылся в кабинете, захлопывая за собою дверь.
Было в Димочке что-то, что делало этого не стремящегося к общению человека предметом интереса в отделе и за его пределами. Даже само это «Димочка», прилипшее к Игнатьеву с легкой подачи кружащих вокруг него девчонок, ему шло. Как шел узкий костюм, галстук в тонкую полоску и самая обычная аккуратно уложенная прическа, как шла улыбка, зажатая в зубах ручка, выражение задумчивости и сконцентрированности на худом с острыми скулами лице, постукивание пальцами по столу. К своему удивлению, Стожаров считал, что Димочке помимо всего прочего шли его странности: какой-то почти болезненный ЗОЖ, из-за которого Игнатьев все время что-то пил-пил-пил, и даже не столько чай-кофе, сколько простую воду; никому не понятная страсть Димочки к резиновым сапогам и дождевику, в которых его можно было видеть в любой сильно дождливый день на пути от метро до входа в здание компании. Хотя и дергалось веко от этой старомодности поначалу нещадно, постепенно Артур привык и стал находить в смелости и верности Игнатьева своим пристрастиям нечто занятное, граничащее с сексуальностью закрытого платья в пол.
Особенно Димочке шло, когда ему приходилось, опустившись на четвереньки, лезть под стол, чтобы проверить, не отошел ли штекер мышки. В такие моменты Артур предпочитал отвернуться, чтобы не скомпрометировать себя слишком жадным взглядом, участившимся дыханием или к щекам прилившей кровью.
И когда к Димочке подходила какая-нибудь Оля, Ира, Вика или Милана с просьбой разобраться, почему перестала работать мышка, клавиатура, сетьили принтер, в груди поднималась жгучая волна ревности. Игнатьев молча поднимался, шел к рабочему месту сотрудницы, садился и начинал разбираться с проблемой, терпеливо поддерживая навязываемый ему разговор. Терпеливо. Всякий раз. Спокойно отвечая на все их глупости, спуская на тормозах попытки сблизиться, пригласить в кино, кафе, театр. Вежливая индифферентность Димочки заставляла задуматься и прийти к желанным для себя выводам, но…
Всегда было «но», бьющее линейкой по пальцам. Артур подошел к окну и бездумно созерцал декабрьский город, слегка припорошенный скудным сырым снежком. «Но» это сидело жирной занозой в самом Стожарове, заставляя того добровольно жить в рамках. Репутация, чтоб она была неладна. Репутация в такие моменты стояла Артуру поперек горла, не давая дышать. Однако между задницей Игнатьева и собственной карьерой он выбирал второе и давать в тому руки компромат не собирался.
Отойдя от окна, Артур рухнул в рабочее кресло и секунду посидел с закрытыми глазами. Потянулся ногой под стол, ступней в стильной кожаной туфле нащупал выходящие из системного блока провода и дернул. Постучал пальцами по клавиатуре, подвигал мышь и, убедившись, криво улыбнулся.
— Дмитрий, — сухо сказал он в трубку, когда на том конце наконец ответили, — это Стожаров. Вы свободны? Зайдите ко мне — клавиатура не работает.
Это был дешевый трюк, достойный баб из отдела. Артур чувствовал себя идиотом, выставляя себя идиотом. Это им можно включать режим дуры и улыбаться ярко-красными улыбками, наматывая локон на палец. Ему — никак. Но отдавать им Димочку в коллективное пользование Стожаров не собирался.
Зрелище, представшее его глазам, когда Игнатьев полез под стол, компенсировало моральный ущерб. Единственное, о чем жалел Артур, — так это о том, что ему из общепринятых приличий пришлось встать и отойти на несколько шагов. Отсюда вид на обтянутую офисными брюками задницу Димочки был чуть хуже. Это было и к лучшему. Соблазн прикоснуться к сухощавым округлостям стоящего на четвереньках мужчины оказался настолько велик, что вспотели ладони. Стожаров тяжело задышал, против воли наблюдая воображаемую картину, в которой он жадным движением сдергивает с этой задницы брюки, пристраивается сзади… В ушах звучали стоны выгибающегося Игнатьева. Он прижал ладонь к лицу, провел сверху вниз и оттянул воротничок рубашки. Пришлось резко сесть на стоящий у стенки диванчик и закинуть ногу на ногу.
— Все в порядке, Артур Геннадьевич. — Димочка вылез из-под стола и уже отряхивал воображаемую пыль с колен. Откуда здесь пыль, подумал Стожаров. Здесь каждый вечер драит Любовь Витальевна. Но вот Игнатьев сделал последний взмах, разогнулся и теперь спокойно смотрел на Артура. — Штекеры клавиатуры и мыши выпали из гнезд. Теперь должно работать.
Стожаров наблюдал, как он наклонился к столу, коснулся рукой одной из клавиш, подергал мышь, разогнулся.
— Так и есть.
— Спасибо, Дмитрий.
— Если будут еще проблемы, обращайтесь, — и он ушел в свой ай-ти отдел, а Стожаров так и остался сидеть на диване, приходя в себя.
— Конечно, — улыбнулся Артур ему вслед.
Уж он-то обратится. Будь уверен, Димочка, обратится не раз. Не все же тебе под столы к девкам лазать, задницей своей соблазнительной им светить. И откуда ты, Игнатьев, на этом свете такой взялся: тихий, спокойный, простой на первый взгляд и черная дыра на второй, без проблем общающийся с людьми и при этом с ними совершенно не общающийся. Стожаров снова прикрыл глаза и откинулся на спинку дивана. Его тяга к этому человеку была сродни навязчивому желанию. Наверное, можно смело сравнить с тягой Галочки к нему самому. Благо, Гале-Галочке хватало ума понять, что видеть ее желают лишь эпизодически и лишь до утра. И благодарен был судьбе и природе, что и на женщину у него тоже стоит, и можно спрятаться за общественно одобряемой маской, играя в закоренелого холостяка, и никто не узнает о том, как скручивает внутренности от желания зажать Игнатьева где-нибудь в уголке, раздвинуть коленом ему ноги и жадно дышать его запахом, потираясь пахом об узкое бедро.
Стожаров глухо сглотнул. У основания черепа вертелась и мозжила неприятная мысль: а, как, собственно, Игнатьев смотрит на него? Как выглядит он, Артур Геннадьевич, на фоне дур, у которых каждый божий день в компьютере что-то не работает? Не может же Димочка не понимать, не может же не замечать происходящего вкруг него. Какие саркастичные и издевательские мыслишки роятся в его голове? Силой воли Стожаров схватил фантазию под удила, не давая той разойтись.
Мнение Димочки, как оказалось, имеет для него какой-то вес. По меньшей мере, вызывает интерес и любопытство. Ему не хотелось, чтобы Игнатьев провел параллели и сделал выводы. Еще больше ему не хотелось, чтобы этот человек считал его идиотом.
— Все, хватит! — резко оборвал Стожаров сам себя.
Перекур. Ему нужно выйти на перекур.
В курилке было душно. В курилке было много народу и имелась опасность, что туда заявится Димочка. Этот хоть и курил два-три раза за весь рабочий день, в отличие от иных работничков, но по закону подлости его могло принести в курилку ка раз тогда, когда Стожарову его видеть совсем не надо. Он ушел оттуда. Терраса продувалась насквозь. Елочки в кадках, сменившие теплолюбивые туи, качались под порывами ветра, грозясь обронить весь реденький снежок, что успел их присыпать за первую половину дня. Ветер забрался под пиджак, мгновенно сделал кожу гусиной и привел в чувства. Артур облегченно выдохнул.
В конце месяца Ирина с Миланой остались без премии, прямо под самый Новый год. Это было грустно и неприятно — для самих девушек, — и сладко для злобной ревности Стожарова. Никто не смел подходить к Игнатьеву настолько близко, жаться к тому в лифте, что-то шептать на ушко, пока он разбирается, почему вдруг слетела сеть или взбрыкнул антивирус. Ревность ликовала при виде проступившего на девичьих лицах огорчения и сулила им еще массу проблем, которые отвлекут их от Игнатьева. Ощущать Димочку своим, только своим и ничьим более, доставляло Стожарову немалое эгоистичное удовольствие. Если он не может владеть им непосредственно, иметь доступ к телу и всему времени Игнатьева, он будет иметь его хотя бы так: мысленно, глядя на фото в телефоне, дроча себе рукой.
Оставался открытым вопрос жизни Игнатьева вне работы — но эти мысли Артур гнал от себя метлой. Бессилие накрывало его с головой, а быть бессильным он ненавидел не меньше, чем делить с кем-то свое.
В конце концов, он пригласил Димочку на корпоратив.
— Дмитрий, отчего вы отказались от коллективной встречи Нового года? — как бы невзначай поинтересовался Стожаров, когда Игнатьев в очередной раз сидел за его компьютером, приводя тот в чувства.
На этот раз Артур никакого отношения к проблеме не имел. Просто кто-то получил на почту письмо со свежим «червем», еще не внесенным в базы данных антивируса, — работа встала колом, зато ай-ти отдел с самого утра носился, как угорелый.
— А? — отвлекся от проблемы Игнатьев и обернулся к Артуру Геннадьевичу. — Мне это неинтересно.
— Бросьте, она никому не кажется интересной, — рассмеялся Стожаров. — За исключением Минина и Бахметьева, быть может.
— Это тоже можно считать причиной — я не пью.
— Неужели совсем? — Артур в удивлении вскинул бровь.
Игнатьев нажал несколько кнопок на клавиатуре и, помедлив, ответил:
— На фоне Федора Андреевича и Николая Юрьевича — совсем, — улыбнулся он следом. — Боюсь, я буду выглядеть на корпоративе белой вороной.
— В таком случае мы оба будем белыми воронами, Дмитрий.
— Вы тоже не пьете? — удивился Игнатьев.
— На фоне Минина и Бахметьева? — лукаво улыбнулся Артур. — Совсем.
Димочка рассмеялся. Стожаров слышал этот смех уже много раз — спокойный, сдержанный, интеллигентный какой-то, что ли, — но ни разу его причиной не был он сам. Он прислушался к себе. Эгоистичное самодовольство сладко потягивалось. Занятно.
Банкетный зал ресторана был уже полон. Огромная ель сияла огнями и ослепляла бликами шаров, дамы сияли украшениями и ослепляли улыбками. К нему подошел официант с подносом. Стожаров взял у него бокал белого сухого аперитива.
Добрый вечер артур геннадьевич с наступающим, с наступающим добрый вечер, с праздником и в том же духе на все голоса раздавалось со всех сторон.Он здоровался, улыбался, пожимал руки, с кем-то чокался, взял второй бокал. В рабочее время, когда все сидели по кабинетам, компания казалась не такой уж большой. Но сюда, в праздничный зал, на дармовую еду и выпивку сбежалась тьма народу. Была бы его воля, Стожаров бы тоже не ходил на корпоративы, но он уже давно перестал быть той мелкой сошкой, отсутствия которой никто и не заметит.
Подошла Галочка. Отвлекла от поисков одного конкретного человека своим приятным грудным голосом, который в любой другой ситуации мгновенно вызывал эротические фантазии. Стожаров был ей рад. Эта женщина умела быть королевой, даже не являясь руководителем отдела. Эта женщина умела быть женщиной — и имела чувство вкуса. Сегодня она дразнила формами в черном платье в пол и беззастенчиво рассыпала вокруг себя блики бриллиантов. На нее смотрели, ее желали. Это льстило Артуру — льстило тем более, что он мог получить ее всегда, когда хотел. Если он захочет ее сегодня — она будет его. Будет стонать под ним, царапать ему спину, жадно сжимать бедрами бока. Будет лежать на простынях, изящно курить тонкую сигаретку и ленно потягиваться, не скрывая божественного тела. Это было красиво. Стожарову нравилось трахать богиню.
Но пока что, пока что его интересовал другой человек. Артур был уверен, Игнатьев пришел. Но куда запропастился, в какой темный уголок забился, чтобы лишний раз не отсвечивать посреди толпы, было совершенно непонятно. Он отпустил от себя Галочку, завидевшую начальницу — Мамаша Степановна, усмехнулся он в который раз этому прозвищу, — и двинулся к ближайшему укромному уголку зала, в одном из оных рассчитывая найти объект своего интереса.
Он хотел его не меньше, чем Галочку, касание чьего бедра все еще ощущал своей ногой. Когда она вот так прижалась к нему, недвусмысленно намекая на желаемое продолжение ночи, Артура бросило в жар, вопреки всем мыслям о заднице Игнатьева. Ему показалось, у него встанет здесь и сейчас, но вот она уже отстранилась, позволяя любовнику вернуть прийти в себя. Они условились созвониться ближе к концу банкета. Но если он найдет Димочку, если все пойдет согласно его плану, то Галочке придется коротать ночь с кем-то другим. Плевать на обещания, плевать на договоренности. Галочка была вторым сортом, способом создать для общественности образ гетеросексуального холостяка, которого больше, чем женщины, интересует работа, и больше, чем работа, все же интересует только одна женщина, за которую в восемнадцатом веке, как пить дать, стрелялись бы дворяне. Галочка была лишь средством — целью был Игнатьев.
Как и предполагал, нашел он Димочку в одном из дальних затемненных уголков зала, отчасти занавешенном пышной гирляндой из искусственного соснового лапника, серебристых шаров и мишуры. Тот, спрятавшись от гудящей толпы, скромно стоял там с початым бокалом вина — все еще первым бокалом, был уверен Стожаров — и притопывал ногой в ритм доносящимся сюда звукам джаза.
— Привет, — подошел Стожаров, расслабленно покачивая в пальцах свой бокал. — Прячешься ото всех? С Наступающим!
— Добрый вечер, Артур Геннадьевич, — не сразу отозвался Димочка, смущенный внезапным «тыканьем». — Вас так же.
— Давай на «ты» — хотя бы сегодня. Не хочу быть начальником, надоело.
Помолчав, Игнатьев кивнул.
— Хорошо. Буду стараться.
— Да что ж ты как совсем чужой! — с фальшивым задором воскликнул Артур. — Давай, с Новым годом же! — и протянул бокал, предлагая чокнуться и выпить.
— С Новым годом!
Игнатьев едва пригубил вина. Мужчина скептически двинул бровью: похоже, Димочкино «я не пью» это совсем не «я не пью» в понимании Стожарова. На мгновение прикрыв глаза, Артур выдохнул. Никто и не обещал, что будет легко. Но, похоже, напоить парня — задача повышенного уровня сложности. Но трудных путей никто не отменял и впереди еще целый вечер.
Небеса были против.
— Алло, Галина?.. Ты где?.. Раз уж вечер к чертям испорчен, поехали-ка отсюда?.. Да, я сейчас вызову такси. Жду тебя у гардероба.
… Галочка стонала под ним, впиваясь ногтями в матрас. Красивые округлые груди колыхались, когда Стожаров, сжав зубы, резко и не щадя входил в нее, подавался назад и снова входил что есть силы. Добротная кровать с ортопедическим матрасом и дубовым каркасом вздрагивала и ударялась о стену.
— Артур! Полегче! — возмутилась наконец Галочка.
Она двинула ногами, отталкивая от себя нависшего над ней Стожарова. Тот замер, прикрыл глаза, в мыслях яростно матерясь на выдохе, и подался назад, выходя из Галины.
— Извини, — дежурно обронил он.
— Что с тобой? Не поверю, что это из-за праздника.
Не поверишь? А зря. На секунду Артур сузил глаза и внимательно всмотрелся в лицо женщины. Ему не хотелось обсуждать произошедшее — ему хотелось оттрахать ее по самое немогу и скинуть, наконец, гложащее чувство бешенства. Подавшись вперед, он принялся жадно целовать ее плечо и шею, просунул руку под поясницу и перевернул Галину на живот. Он хотел взять ее сзади, закрыв глаза и воображая, что под ним не давно приевшаяся любовница, а Игнатьев, что это он стонет, выгибаясь и подмахивая, побуждая быть сильнее, жестче, грубее. Он выдавил на пальцы немного смазки и нетерпеливо принялся ласкать Галочку меж ягодиц, стремясь поскорей ее подготовить.
Плевать, что она так не любит — исключения ради может и потерпеть. Не давая ее недовольству перейти в сопротивление, Стожаров подался вперед, вжимая Галину всем весом в матрас. Его губы коснулись уха, зубы прихватили за краешек, язык обласкал. Он не слушал ее, он шептал ей на ухо, навязывая свое желание.
Слишком уж рано обрадовался он, когда Димочка взялся за второй бокал. Нетерпение, такое же дрожащее, как у молодого пса на охоте, сыграло со Стожаровым злую шутку. Они разговаривали, они каким-то образом успешно разговаривали ни о чем — слово за слово сплетался их диалог, первый бокал вина у Игнатьева опустел, и Артур надеялся, что за вторым настанет очередь третьего, — и сейчас, тяжело дыша, почти не чувствуя, как взмокли виски, как вдоль позвоночника стекает струйка пота, почти не слыша стонов Галины, он жестко сгонял на ней свое раздражение.
Утром Стожаров вызвал ей такси. Целовал в шею, извинялся за грубость. На хрупких ее плечах в декольте виднелись синяки от пальцев. Протрезвев от злости, он пытался исправить положение. Галина уехала молча, не ответив ни на одну из его фраз. Он раздвинул тяжелые шторы, впуская в гостиную неприветливый серый свет декабрьского утра, и с высоты всего роста рухнул на кожаный диван.
По большому счету, его отпустило еще не до конца. Стоило вспомнить Димочку, как в груди начинала клокотать злоба на тех безымянных и безызвестных недоносков, по чьей вине в ресторане сработала система пожаротушения. Игнатьев был рядом: говорил, смеялся, не закусывая пил аперитив, пах своим одеколоном, обращался к Артуру на «ты»; и метнулся прочь как ошпаренный, стоило воде брызнуть с потолка. Сейчас, предоставленный себе и своим мыслям, Стожаров понимал, что полотняная бледность Димочки ему ничуть не привиделась в искусственном свете ресторанных ламп. «Это что, вода?» — все еще звучал в ушах до смерти испуганный голос Игнатьева, и Артур поднял руку, кончиками пальцев потер глаза.
Что же это такое, Димочка? Как же так, почему и зачем? Размышляя о вчерашнем, Стожаров припомнил противодождевой наряд Игнатьева, и теперь оный виделся совсем в ином свете. Потешная старомодность заправленных в высокие резиновые сапоги брюк уже не смешила, дождевик, огромный зонт… Паника из-за льющей с потолка воды. Промокший пиджак, испорченный вечер, вызванное такси и с глаз долой в ночи исчезнувший Димочка, нервный до икоты. Боязнь воды? Первое, что предположил Стожаров. Аллергия на воду? Но Игнатьев без проблем моет руки в туалете, жидкости пьет вообще огромное количество. Синдром навязчивых состояний? Что-то, связанное с намоканием? Что за непонятная херня, Димочка? О таком прямо в лоб не спросишь — да и непрямо тоже. Артур глубоко вдохнул, выдохнул. Сел, потянулся за сигаретами и, закурив, постарался все к чертовой матери выбросить из головы.
Ответ на свой вопрос Стожаров получил в феврале.
Зима, как и всегда, заметно припозднилась, и только несколько дней как в городе стояли морозы. Снегу за эти дни намело прилично, никто бы и не подумал, что чуть больше недели назад кругом была слякоть в серых тонах. Впрочем, центр с его дорогами, политыми реагентами, мог похвастаться зимой разве что на крышах зданий да в укромных уголках дворов-колодцев.
— Дим, что ты машину себе все никак не купишь-то? — поинтересовался Артур, шагая рядом с Игнатьевым по набережной.
Сегодня ветер дул с залива, принося с собой сырость, яростно щипающую за нос, щеки, руки и прочие выступающие части тела.
— Да мне незачем, — пожал плечами Димочка, покрепче сжимая в руке ручку портфеля.
— А девушку катать? — вкрадчиво не то поинтересовался, не то подначил Стожаров.
— Да мне некого, — просто, как само собой разумеющееся сообщил Игнатьев.
Артур мысленно усмехнулся. Он давно хотел узнать ответ на интересующий его вопрос, да случай все никак не подворачивался. После корпоратива он пошел в наступление, то и дело навязывая скромному айтишнику свою компанию: приглашал к себе за столик в столовой бизнес-центра, поил кофе у себя в кабинете, несколько раз прогуливался с Игнатьевым до станции метро. В какой-то мере плывущая по течению индифферентность Димочки была удобна: тот не задавал вопросов, на которые пришлось бы изворачиваться с ответами. Тот вообще не задавал вопросов, хоть сколько-нибудь касающихся личной жизни любого из сотрудников компании. Димочка был сама вежливость сферическая в вакууме, подобраться к которой было так же проблематично, как и вызвать интерес. Стожарова это бесило. Он мог кругами бесконечно ходить вокруг да около, не в состоянии уменьшить их радиус. Делать радикальные шаги не позволяли репутация и осторожность.
До метро оставалось еще метров двести. К девяти вечера набережная заметно опустела, редкие прохожие мелькали то тут, то там в желтом свете фонарей. Краем глаза Стожаров наблюдал за Димочкой. Тот шагал уверенно и целенаправленно. Вдруг в звуки улицы вторглась трель телефонного звонка. Игнатьев сунул руку в карман пальто, вынул смартфон, случайно прихватив проездной. Пластиковая карточка выскользнула, крутнулась на ветру и полетела вниз, на покрывшуюся коркой льда воду.
— Вот черт! — Димочка кинулся к перилам и перегнулся через них, высматривая куда упал его билет. Кинулся к ближайшим ступеням, ведущим к воде.
— Дима, что там?! — крикнул ему в спину Стожаров.
— Проездной выпал! — Игнатьев уже спускался по лестнице.
— Не дури! Хрен с ним, новый купишь! — Артур бежал следом.
Когда раздался треск, у Стожарова оборвалось сердце. Но все, что он успел, это невнятно махнуть рукой — и в следующее мгновение Димочка провалился под лед. Блядь! Внутри взорвался страх. Он упал на живот, как видел в ютубовских роликах, и пополз к Игнатьеву. От мыслей, что и его тонкая, намерзшая за несколько дней минусовой температуры корка может не выдержать, внутренности сворачивались кукишем.
— За руку! Хватайся за руку! — кричал он Игнатьеву.
И когда наконец его пальцы сжались на затянутой в перчатку ладони парня, он что есть силы потянул, с удивительной, будто тот подпрыгнул в воде, легкостью вытаскивая Димочку на лед. Стожаров не успел еще осознать этой странности, как по здравому смыслу со всей силы врезала другая: у лежащего на льду Игнатьева вместо ног был рыбий хвост. Самый, мать вашу, что ни на есть настоящий рыбий хвост!
— Блядь! Что за нах! — прянул он прочь и замер лежа на боку, обозревая открывшееся ему зрелище.
Сознание серьезно клинило. «Не может быть» жестко конфликтовало с тем, что видели глаза, и хотелось потребовать у Игнатьева объяснения, но он был не в состоянии сформулировать вопрос. Сердце ухало в висках, и хотелось грязно материться.
— Не вставай, — негромко сказал ему Димочка. — Лед не выдержит. Слишком тонкий. Ползи к лестнице.
Стожаров прикрыл глаза и куснул себя за губу. Собраться, собраться, блядь! А то и самому, задергавшись, провалиться в ледяную воду недолго. И он, снова перевернувшись на живот, пополз. За собой он слышал шорох и представлял, как Игнатьев ползет следом, трепыхая своим хвостом. Когда ледяная вспышка страха сошла, стало жутко по иному поводу — от вот этой вот неведомой херни, свидетелем которой он стал.
Выбравшись на ступени, Стожаров обернулся и увидел Димочку. Теперь тот был совершенно обычным, и впору бы Артуру заподозрить себя в галлюцинациях, да только вот ниже пояса Игнатьев был совершенно голый, босыми ногами стоял на граните пристани и дрожал от холода до того, что зуб на зуб у парня не попадал.
— Так, у меня машина около бизнес-центра, — сухо и резко сказал Стожаров, волей отметая прочь истерики, вопросы и острое желание здесь и сейчас выяснить, что это было. Он расстегнул и снял пальто. Протянул Димочке. — Держи. Обмотай ноги, сядь на ступени, тут дуть должно меньше, — говоря, он уже толкал парня к указанному месту, попутно заворачивая в пальто трясущиеся ноги Димочки, лишая возможности шагать. — Жди меня здесь. Я сейчас подгоню машину.
Он усадил парня на ступеньку и подоткнул подолом снизу, чтобы закрыть ледяные ступни парня, еще раз мысленно ругнувшись тому, насколько промок Игнатьев — насквозь. Он мог только надеяться, что за пять минут тот не выстынет до состояния тяжелой пневмонии.
От этих четких взвешенных движений мозг очистился от лишних эмоций, и теперь Стожарова не на шутку волновал другой вопрос: а если их заметили? Так, ладно, хвост заметили вряд ли — слишком темно там, на льду, но как объяснить голые ноги? Поднявшись на набережную, он окинул взглядом улицу. За исключением далеких одиноких прохожих, здесь не было никого. Начиналась метель.
— Так, раздевайся, — скомандовал Артур, затолкав дрожащего всем телом Игнатьева в машину.
И не дожидаясь, пока жертва воды и мороза отреагирует, захлопнул дверцу, оббежал мерседес и залез со своей стороны. Опустил спинку пассажирского сидения и сам принялся стаскивать с Димочки мокрую ледяную одежду. Климат-контроль натужно гудел, поднимая температуру в выстывшей машине до указанных тридцати градусов. Игнатьев помогал как мог, но всей помощи там было негусто: поднять бедра, поднять спину, вытянуть из рукава руку.
Стожаров, сцепив зубы, всяческими способами старался не думать о том, что видит. Об этом дрожащем, побелевшем-посиневшем, но желанном теле. Здесь. В его машине. Таком доступном, беззащитном. Он выматерился, рывком усадил Димочку и быстро закутал в свое пальто. Вернул спинку его сидения в вертикальное положение. Сел ровно, выдохнул. Прежде чем тронуться с места, он направил горячий воздух вниз, на колени, голени и ступни, торчащие из-под подола пальто. За пятнадцать минут, что занимала дорога от работы до дома по опустевшим улицам, Стожаров раз двадцать успел представить, как растирает-разогревает посиневшие от холода ноги, между делом заваливает Димочку на спину, раздвигает ему бедра...
— Ну-с, а теперь я бы хотел услышать объяснения.
С чашкой горячего капучино Стожаров вошел в ванную комнату и уселся на край ванны, в которой отогревался Игнатьев. От воды валил густой пар, пышная пена ароматно пахла лавандой, из пены торчал огромный хвостовой плавник. Артур потянулся, коснулся его рукой, пощупал полупрозрачные жемчужно-кобальтовые перепонки.
— Невероятная красота, ты в курсе? — самодовольно усмехнулся Артур, наслаждаясь пониманием, что до желанной цели осталось всего несколько минут, несколько взглядов, несколько слов. — Ты ведь поэтому так воды боишься? Резиновые сапоги, дождевик, дикий испуг на корпоративе?
Димочка съежился, подтянул к себе ноги, пряча плавник под воду. Но теперь под пеной виднелся изгиб колен, просвечивая сочным голубым. Стожаров двинул рукой и откинул кусок пены в сторону, не давая Димочке ни шанса на укрытие.
— Я жду, Дима.
Нетерпение жгло изнутри. Расставить все точки на «и», заполучить то, чего так долго желал. Удовлетворить любопытство. И зажатое насупленное молчание Игнатьева нешуточно злило. Тон Артура был жестким и требовательным, не терпящим возражений и проволочек.
— Да, поэтому, — кивнул Димочка, упрямо глядя в пену. — Когда ноги намокают, они превращаются в хвост.
— Блядь, Дима! — Стожаров взмахнул руками, чуть не расплескав кофе. — Ты звучишь так, будто это самая нормальная на свете вещь! Ты ситуацию вообще понимаешь? У меня дома, в ванне отмокает русалка. Димочка, ты как думаешь, это нормально?
Глаза Артура недобро сузились, губы жестко сжались.
— Я не хочу задавать тебе вопросы — мальчик взрослый, сам прекрасно понимаешь, что надо рассказать.
История была простой и безвкусной — насколько простой и безвкусной может оказаться история о проклятье, превращающем мальчика в русалку. Стожаров слушал не перебивая, лишь изредка хмыкая.
В его восемь семья Димочки поехала отдохнуть в глубинку на озера к каким-то далеким знакомым. В той глуши Игнатьев познакомился с девочкой, с которой они стали вздорить с первого же дня. По меркам питерского школьника Варя была глупа, как куры с бабкиного двора, о чем он ей ежедневно сообщал. А однажды, в сырой день, когда от ночного затяжного ливня все дороги превратились в непроходимо месиво, он не поленился толкнуть Варечку в глубокую коричневую лужу. Тогда-то все и произошло. У Вари вместо ног появился хвост, и из ниоткуда возникла женщина с водорослями и лилиями в волосах до пят. Долго смотрела на Димочку, не говоря ни слова, а когда исчезла, он четко знал, что теперь он такой же, как и Варя, и сойдет проклятье только тогда, когда кто-то полюбит его настолько, чтобы отдать за него жизнь.
— Да уж, — прицокнул языком Стожаров, во время рассказа попивавший кофе. — Принимая во внимание тенденции современного социума — никогда. А история грустная, да. Вода не остыла, может, горяченькой подбавить? — участливо поинтересовался он и потянулся к кранам.
— И что теперь? — спросил Димочка, когда иссякло терпение наблюдать за попивающим кофе Стожаровым.
— В смысле? Сейчас ты отогреешься, вылезешь из ванны. Кстати, как ты это делаешь?
— Спускаю воду и жду, когда высохнут ноги, — скупо ответил русал.
— Хитрó.
— А потом? Что вы будете делать потом?
— А потом — суп с котом, Димочка, — с напором ответил Артур, мимо которого не прошел возврат Игнатьева к «вы».
В общем-то, защитная реакция того была вполне понятна, но Стожаров-то хотел на «ты» и близости.
— А потом у тебя два варианта, Дима: либо уйти отсюда, и вскоре весь офис будет знать твою скромную тайну, либо согласиться на мое условие, и всем будет хорошо.
Пока он говорил, Игнатьев вытянулся стрункой и сейчас напряженно смотрел на Стожарова, высунув из воды острые аккуратные плечи. Взгляд Артура медленно изучал открывшийся вид. На шее нервно дергалась жилка, тонкие ключицы нервно поднимались в такт дыханию, в ямочке меж них собралась капля влаги. Он захотел оставить алый засос на этой тонкой бледной коже.
— Какое… условие? — с усилием произнес Димочка.
— Ты станешь моим любовником. Видишь ли, Дима, — Стожаров предупредительно поднял указательный палец, не давая Игнатьеву выплеснуть свое возмущение, — я невероятно устал наблюдать и хотеть твою потрясающую задницу. Я хочу иметь возможность не только видеть ее изо дня в день — этим я уже сыт по горлышко, — я хочу трогать ее, трахать ее, слушать твои стоны и иметь твое телом.
Широко раскрытые ошалевшие глаза Игнатьева заставили его уточнить:
— Я ясно выражаюсь?
— Я гетеро, — слишком сдержанно ответил Димочка. Стожаров довольно улыбнулся, угадывая бурю, сокрытую внутри. — Меня не возбуждают мужчины.
— Ну, никто не совершенен, Дима. Главное, что я возбуждаюсь на тебя — этого вполне достаточно.
— Кто поверит в такой бред?!
— Ну, до первого ведра воды, верно?
— Это же… шантаж, — бледно прошептал Игнатьев.
— Ты все правильно понял.
рейтинг: NC-17
тэги: психология, повседневность, мифические существа, любовь/ненависть
предупреждения: изнасилование, нецензурная лексика, элементы гета
размер: ~8300 слов
бета: Elke Maiou
Написано для "Ночной истории" от Motik71
I. Как поймать золотую рыбку.
читать
Когда Димочка вот так наклонялся за стаканчиком кофе, его хотелось трахнуть. Когда Димочка потом держал этот картонный стаканчик за бортик, отпивая горячее мелкими глотками, его хотелось трахнуть. Когда Димочка, смеясь и шутя, заглядывал в Олин монитор, что-то ей объясняя, его хотелось трахнуть. И когда он сидел на своем рабочем месте — тоже. Было в Димочке что-то такое, что взвинчивало Артура и изводило нетерпеливым зудом под ребрами, а иногда — и в такие моменты становилось совсем опасно — и пониже живота. Прикрыв глаза, Артур раздраженно выдохнул, отлип от косяка, который подпирал плечом, и скрылся в кабинете, захлопывая за собою дверь.
Было в Димочке что-то, что делало этого не стремящегося к общению человека предметом интереса в отделе и за его пределами. Даже само это «Димочка», прилипшее к Игнатьеву с легкой подачи кружащих вокруг него девчонок, ему шло. Как шел узкий костюм, галстук в тонкую полоску и самая обычная аккуратно уложенная прическа, как шла улыбка, зажатая в зубах ручка, выражение задумчивости и сконцентрированности на худом с острыми скулами лице, постукивание пальцами по столу. К своему удивлению, Стожаров считал, что Димочке помимо всего прочего шли его странности: какой-то почти болезненный ЗОЖ, из-за которого Игнатьев все время что-то пил-пил-пил, и даже не столько чай-кофе, сколько простую воду; никому не понятная страсть Димочки к резиновым сапогам и дождевику, в которых его можно было видеть в любой сильно дождливый день на пути от метро до входа в здание компании. Хотя и дергалось веко от этой старомодности поначалу нещадно, постепенно Артур привык и стал находить в смелости и верности Игнатьева своим пристрастиям нечто занятное, граничащее с сексуальностью закрытого платья в пол.
Особенно Димочке шло, когда ему приходилось, опустившись на четвереньки, лезть под стол, чтобы проверить, не отошел ли штекер мышки. В такие моменты Артур предпочитал отвернуться, чтобы не скомпрометировать себя слишком жадным взглядом, участившимся дыханием или к щекам прилившей кровью.
И когда к Димочке подходила какая-нибудь Оля, Ира, Вика или Милана с просьбой разобраться, почему перестала работать мышка, клавиатура, сетьили принтер, в груди поднималась жгучая волна ревности. Игнатьев молча поднимался, шел к рабочему месту сотрудницы, садился и начинал разбираться с проблемой, терпеливо поддерживая навязываемый ему разговор. Терпеливо. Всякий раз. Спокойно отвечая на все их глупости, спуская на тормозах попытки сблизиться, пригласить в кино, кафе, театр. Вежливая индифферентность Димочки заставляла задуматься и прийти к желанным для себя выводам, но…
Всегда было «но», бьющее линейкой по пальцам. Артур подошел к окну и бездумно созерцал декабрьский город, слегка припорошенный скудным сырым снежком. «Но» это сидело жирной занозой в самом Стожарове, заставляя того добровольно жить в рамках. Репутация, чтоб она была неладна. Репутация в такие моменты стояла Артуру поперек горла, не давая дышать. Однако между задницей Игнатьева и собственной карьерой он выбирал второе и давать в тому руки компромат не собирался.
Отойдя от окна, Артур рухнул в рабочее кресло и секунду посидел с закрытыми глазами. Потянулся ногой под стол, ступней в стильной кожаной туфле нащупал выходящие из системного блока провода и дернул. Постучал пальцами по клавиатуре, подвигал мышь и, убедившись, криво улыбнулся.
— Дмитрий, — сухо сказал он в трубку, когда на том конце наконец ответили, — это Стожаров. Вы свободны? Зайдите ко мне — клавиатура не работает.
Это был дешевый трюк, достойный баб из отдела. Артур чувствовал себя идиотом, выставляя себя идиотом. Это им можно включать режим дуры и улыбаться ярко-красными улыбками, наматывая локон на палец. Ему — никак. Но отдавать им Димочку в коллективное пользование Стожаров не собирался.
Зрелище, представшее его глазам, когда Игнатьев полез под стол, компенсировало моральный ущерб. Единственное, о чем жалел Артур, — так это о том, что ему из общепринятых приличий пришлось встать и отойти на несколько шагов. Отсюда вид на обтянутую офисными брюками задницу Димочки был чуть хуже. Это было и к лучшему. Соблазн прикоснуться к сухощавым округлостям стоящего на четвереньках мужчины оказался настолько велик, что вспотели ладони. Стожаров тяжело задышал, против воли наблюдая воображаемую картину, в которой он жадным движением сдергивает с этой задницы брюки, пристраивается сзади… В ушах звучали стоны выгибающегося Игнатьева. Он прижал ладонь к лицу, провел сверху вниз и оттянул воротничок рубашки. Пришлось резко сесть на стоящий у стенки диванчик и закинуть ногу на ногу.
— Все в порядке, Артур Геннадьевич. — Димочка вылез из-под стола и уже отряхивал воображаемую пыль с колен. Откуда здесь пыль, подумал Стожаров. Здесь каждый вечер драит Любовь Витальевна. Но вот Игнатьев сделал последний взмах, разогнулся и теперь спокойно смотрел на Артура. — Штекеры клавиатуры и мыши выпали из гнезд. Теперь должно работать.
Стожаров наблюдал, как он наклонился к столу, коснулся рукой одной из клавиш, подергал мышь, разогнулся.
— Так и есть.
— Спасибо, Дмитрий.
— Если будут еще проблемы, обращайтесь, — и он ушел в свой ай-ти отдел, а Стожаров так и остался сидеть на диване, приходя в себя.
— Конечно, — улыбнулся Артур ему вслед.
Уж он-то обратится. Будь уверен, Димочка, обратится не раз. Не все же тебе под столы к девкам лазать, задницей своей соблазнительной им светить. И откуда ты, Игнатьев, на этом свете такой взялся: тихий, спокойный, простой на первый взгляд и черная дыра на второй, без проблем общающийся с людьми и при этом с ними совершенно не общающийся. Стожаров снова прикрыл глаза и откинулся на спинку дивана. Его тяга к этому человеку была сродни навязчивому желанию. Наверное, можно смело сравнить с тягой Галочки к нему самому. Благо, Гале-Галочке хватало ума понять, что видеть ее желают лишь эпизодически и лишь до утра. И благодарен был судьбе и природе, что и на женщину у него тоже стоит, и можно спрятаться за общественно одобряемой маской, играя в закоренелого холостяка, и никто не узнает о том, как скручивает внутренности от желания зажать Игнатьева где-нибудь в уголке, раздвинуть коленом ему ноги и жадно дышать его запахом, потираясь пахом об узкое бедро.
Стожаров глухо сглотнул. У основания черепа вертелась и мозжила неприятная мысль: а, как, собственно, Игнатьев смотрит на него? Как выглядит он, Артур Геннадьевич, на фоне дур, у которых каждый божий день в компьютере что-то не работает? Не может же Димочка не понимать, не может же не замечать происходящего вкруг него. Какие саркастичные и издевательские мыслишки роятся в его голове? Силой воли Стожаров схватил фантазию под удила, не давая той разойтись.
Мнение Димочки, как оказалось, имеет для него какой-то вес. По меньшей мере, вызывает интерес и любопытство. Ему не хотелось, чтобы Игнатьев провел параллели и сделал выводы. Еще больше ему не хотелось, чтобы этот человек считал его идиотом.
— Все, хватит! — резко оборвал Стожаров сам себя.
Перекур. Ему нужно выйти на перекур.
В курилке было душно. В курилке было много народу и имелась опасность, что туда заявится Димочка. Этот хоть и курил два-три раза за весь рабочий день, в отличие от иных работничков, но по закону подлости его могло принести в курилку ка раз тогда, когда Стожарову его видеть совсем не надо. Он ушел оттуда. Терраса продувалась насквозь. Елочки в кадках, сменившие теплолюбивые туи, качались под порывами ветра, грозясь обронить весь реденький снежок, что успел их присыпать за первую половину дня. Ветер забрался под пиджак, мгновенно сделал кожу гусиной и привел в чувства. Артур облегченно выдохнул.
В конце месяца Ирина с Миланой остались без премии, прямо под самый Новый год. Это было грустно и неприятно — для самих девушек, — и сладко для злобной ревности Стожарова. Никто не смел подходить к Игнатьеву настолько близко, жаться к тому в лифте, что-то шептать на ушко, пока он разбирается, почему вдруг слетела сеть или взбрыкнул антивирус. Ревность ликовала при виде проступившего на девичьих лицах огорчения и сулила им еще массу проблем, которые отвлекут их от Игнатьева. Ощущать Димочку своим, только своим и ничьим более, доставляло Стожарову немалое эгоистичное удовольствие. Если он не может владеть им непосредственно, иметь доступ к телу и всему времени Игнатьева, он будет иметь его хотя бы так: мысленно, глядя на фото в телефоне, дроча себе рукой.
Оставался открытым вопрос жизни Игнатьева вне работы — но эти мысли Артур гнал от себя метлой. Бессилие накрывало его с головой, а быть бессильным он ненавидел не меньше, чем делить с кем-то свое.
В конце концов, он пригласил Димочку на корпоратив.
— Дмитрий, отчего вы отказались от коллективной встречи Нового года? — как бы невзначай поинтересовался Стожаров, когда Игнатьев в очередной раз сидел за его компьютером, приводя тот в чувства.
На этот раз Артур никакого отношения к проблеме не имел. Просто кто-то получил на почту письмо со свежим «червем», еще не внесенным в базы данных антивируса, — работа встала колом, зато ай-ти отдел с самого утра носился, как угорелый.
— А? — отвлекся от проблемы Игнатьев и обернулся к Артуру Геннадьевичу. — Мне это неинтересно.
— Бросьте, она никому не кажется интересной, — рассмеялся Стожаров. — За исключением Минина и Бахметьева, быть может.
— Это тоже можно считать причиной — я не пью.
— Неужели совсем? — Артур в удивлении вскинул бровь.
Игнатьев нажал несколько кнопок на клавиатуре и, помедлив, ответил:
— На фоне Федора Андреевича и Николая Юрьевича — совсем, — улыбнулся он следом. — Боюсь, я буду выглядеть на корпоративе белой вороной.
— В таком случае мы оба будем белыми воронами, Дмитрий.
— Вы тоже не пьете? — удивился Игнатьев.
— На фоне Минина и Бахметьева? — лукаво улыбнулся Артур. — Совсем.
Димочка рассмеялся. Стожаров слышал этот смех уже много раз — спокойный, сдержанный, интеллигентный какой-то, что ли, — но ни разу его причиной не был он сам. Он прислушался к себе. Эгоистичное самодовольство сладко потягивалось. Занятно.
Банкетный зал ресторана был уже полон. Огромная ель сияла огнями и ослепляла бликами шаров, дамы сияли украшениями и ослепляли улыбками. К нему подошел официант с подносом. Стожаров взял у него бокал белого сухого аперитива.
Добрый вечер артур геннадьевич с наступающим, с наступающим добрый вечер, с праздником и в том же духе на все голоса раздавалось со всех сторон.Он здоровался, улыбался, пожимал руки, с кем-то чокался, взял второй бокал. В рабочее время, когда все сидели по кабинетам, компания казалась не такой уж большой. Но сюда, в праздничный зал, на дармовую еду и выпивку сбежалась тьма народу. Была бы его воля, Стожаров бы тоже не ходил на корпоративы, но он уже давно перестал быть той мелкой сошкой, отсутствия которой никто и не заметит.
Подошла Галочка. Отвлекла от поисков одного конкретного человека своим приятным грудным голосом, который в любой другой ситуации мгновенно вызывал эротические фантазии. Стожаров был ей рад. Эта женщина умела быть королевой, даже не являясь руководителем отдела. Эта женщина умела быть женщиной — и имела чувство вкуса. Сегодня она дразнила формами в черном платье в пол и беззастенчиво рассыпала вокруг себя блики бриллиантов. На нее смотрели, ее желали. Это льстило Артуру — льстило тем более, что он мог получить ее всегда, когда хотел. Если он захочет ее сегодня — она будет его. Будет стонать под ним, царапать ему спину, жадно сжимать бедрами бока. Будет лежать на простынях, изящно курить тонкую сигаретку и ленно потягиваться, не скрывая божественного тела. Это было красиво. Стожарову нравилось трахать богиню.
Но пока что, пока что его интересовал другой человек. Артур был уверен, Игнатьев пришел. Но куда запропастился, в какой темный уголок забился, чтобы лишний раз не отсвечивать посреди толпы, было совершенно непонятно. Он отпустил от себя Галочку, завидевшую начальницу — Мамаша Степановна, усмехнулся он в который раз этому прозвищу, — и двинулся к ближайшему укромному уголку зала, в одном из оных рассчитывая найти объект своего интереса.
Он хотел его не меньше, чем Галочку, касание чьего бедра все еще ощущал своей ногой. Когда она вот так прижалась к нему, недвусмысленно намекая на желаемое продолжение ночи, Артура бросило в жар, вопреки всем мыслям о заднице Игнатьева. Ему показалось, у него встанет здесь и сейчас, но вот она уже отстранилась, позволяя любовнику вернуть прийти в себя. Они условились созвониться ближе к концу банкета. Но если он найдет Димочку, если все пойдет согласно его плану, то Галочке придется коротать ночь с кем-то другим. Плевать на обещания, плевать на договоренности. Галочка была вторым сортом, способом создать для общественности образ гетеросексуального холостяка, которого больше, чем женщины, интересует работа, и больше, чем работа, все же интересует только одна женщина, за которую в восемнадцатом веке, как пить дать, стрелялись бы дворяне. Галочка была лишь средством — целью был Игнатьев.
Как и предполагал, нашел он Димочку в одном из дальних затемненных уголков зала, отчасти занавешенном пышной гирляндой из искусственного соснового лапника, серебристых шаров и мишуры. Тот, спрятавшись от гудящей толпы, скромно стоял там с початым бокалом вина — все еще первым бокалом, был уверен Стожаров — и притопывал ногой в ритм доносящимся сюда звукам джаза.
— Привет, — подошел Стожаров, расслабленно покачивая в пальцах свой бокал. — Прячешься ото всех? С Наступающим!
— Добрый вечер, Артур Геннадьевич, — не сразу отозвался Димочка, смущенный внезапным «тыканьем». — Вас так же.
— Давай на «ты» — хотя бы сегодня. Не хочу быть начальником, надоело.
Помолчав, Игнатьев кивнул.
— Хорошо. Буду стараться.
— Да что ж ты как совсем чужой! — с фальшивым задором воскликнул Артур. — Давай, с Новым годом же! — и протянул бокал, предлагая чокнуться и выпить.
— С Новым годом!
Игнатьев едва пригубил вина. Мужчина скептически двинул бровью: похоже, Димочкино «я не пью» это совсем не «я не пью» в понимании Стожарова. На мгновение прикрыв глаза, Артур выдохнул. Никто и не обещал, что будет легко. Но, похоже, напоить парня — задача повышенного уровня сложности. Но трудных путей никто не отменял и впереди еще целый вечер.
Небеса были против.
— Алло, Галина?.. Ты где?.. Раз уж вечер к чертям испорчен, поехали-ка отсюда?.. Да, я сейчас вызову такси. Жду тебя у гардероба.
… Галочка стонала под ним, впиваясь ногтями в матрас. Красивые округлые груди колыхались, когда Стожаров, сжав зубы, резко и не щадя входил в нее, подавался назад и снова входил что есть силы. Добротная кровать с ортопедическим матрасом и дубовым каркасом вздрагивала и ударялась о стену.
— Артур! Полегче! — возмутилась наконец Галочка.
Она двинула ногами, отталкивая от себя нависшего над ней Стожарова. Тот замер, прикрыл глаза, в мыслях яростно матерясь на выдохе, и подался назад, выходя из Галины.
— Извини, — дежурно обронил он.
— Что с тобой? Не поверю, что это из-за праздника.
Не поверишь? А зря. На секунду Артур сузил глаза и внимательно всмотрелся в лицо женщины. Ему не хотелось обсуждать произошедшее — ему хотелось оттрахать ее по самое немогу и скинуть, наконец, гложащее чувство бешенства. Подавшись вперед, он принялся жадно целовать ее плечо и шею, просунул руку под поясницу и перевернул Галину на живот. Он хотел взять ее сзади, закрыв глаза и воображая, что под ним не давно приевшаяся любовница, а Игнатьев, что это он стонет, выгибаясь и подмахивая, побуждая быть сильнее, жестче, грубее. Он выдавил на пальцы немного смазки и нетерпеливо принялся ласкать Галочку меж ягодиц, стремясь поскорей ее подготовить.
Плевать, что она так не любит — исключения ради может и потерпеть. Не давая ее недовольству перейти в сопротивление, Стожаров подался вперед, вжимая Галину всем весом в матрас. Его губы коснулись уха, зубы прихватили за краешек, язык обласкал. Он не слушал ее, он шептал ей на ухо, навязывая свое желание.
Слишком уж рано обрадовался он, когда Димочка взялся за второй бокал. Нетерпение, такое же дрожащее, как у молодого пса на охоте, сыграло со Стожаровым злую шутку. Они разговаривали, они каким-то образом успешно разговаривали ни о чем — слово за слово сплетался их диалог, первый бокал вина у Игнатьева опустел, и Артур надеялся, что за вторым настанет очередь третьего, — и сейчас, тяжело дыша, почти не чувствуя, как взмокли виски, как вдоль позвоночника стекает струйка пота, почти не слыша стонов Галины, он жестко сгонял на ней свое раздражение.
Утром Стожаров вызвал ей такси. Целовал в шею, извинялся за грубость. На хрупких ее плечах в декольте виднелись синяки от пальцев. Протрезвев от злости, он пытался исправить положение. Галина уехала молча, не ответив ни на одну из его фраз. Он раздвинул тяжелые шторы, впуская в гостиную неприветливый серый свет декабрьского утра, и с высоты всего роста рухнул на кожаный диван.
По большому счету, его отпустило еще не до конца. Стоило вспомнить Димочку, как в груди начинала клокотать злоба на тех безымянных и безызвестных недоносков, по чьей вине в ресторане сработала система пожаротушения. Игнатьев был рядом: говорил, смеялся, не закусывая пил аперитив, пах своим одеколоном, обращался к Артуру на «ты»; и метнулся прочь как ошпаренный, стоило воде брызнуть с потолка. Сейчас, предоставленный себе и своим мыслям, Стожаров понимал, что полотняная бледность Димочки ему ничуть не привиделась в искусственном свете ресторанных ламп. «Это что, вода?» — все еще звучал в ушах до смерти испуганный голос Игнатьева, и Артур поднял руку, кончиками пальцев потер глаза.
Что же это такое, Димочка? Как же так, почему и зачем? Размышляя о вчерашнем, Стожаров припомнил противодождевой наряд Игнатьева, и теперь оный виделся совсем в ином свете. Потешная старомодность заправленных в высокие резиновые сапоги брюк уже не смешила, дождевик, огромный зонт… Паника из-за льющей с потолка воды. Промокший пиджак, испорченный вечер, вызванное такси и с глаз долой в ночи исчезнувший Димочка, нервный до икоты. Боязнь воды? Первое, что предположил Стожаров. Аллергия на воду? Но Игнатьев без проблем моет руки в туалете, жидкости пьет вообще огромное количество. Синдром навязчивых состояний? Что-то, связанное с намоканием? Что за непонятная херня, Димочка? О таком прямо в лоб не спросишь — да и непрямо тоже. Артур глубоко вдохнул, выдохнул. Сел, потянулся за сигаретами и, закурив, постарался все к чертовой матери выбросить из головы.
Ответ на свой вопрос Стожаров получил в феврале.
Зима, как и всегда, заметно припозднилась, и только несколько дней как в городе стояли морозы. Снегу за эти дни намело прилично, никто бы и не подумал, что чуть больше недели назад кругом была слякоть в серых тонах. Впрочем, центр с его дорогами, политыми реагентами, мог похвастаться зимой разве что на крышах зданий да в укромных уголках дворов-колодцев.
— Дим, что ты машину себе все никак не купишь-то? — поинтересовался Артур, шагая рядом с Игнатьевым по набережной.
Сегодня ветер дул с залива, принося с собой сырость, яростно щипающую за нос, щеки, руки и прочие выступающие части тела.
— Да мне незачем, — пожал плечами Димочка, покрепче сжимая в руке ручку портфеля.
— А девушку катать? — вкрадчиво не то поинтересовался, не то подначил Стожаров.
— Да мне некого, — просто, как само собой разумеющееся сообщил Игнатьев.
Артур мысленно усмехнулся. Он давно хотел узнать ответ на интересующий его вопрос, да случай все никак не подворачивался. После корпоратива он пошел в наступление, то и дело навязывая скромному айтишнику свою компанию: приглашал к себе за столик в столовой бизнес-центра, поил кофе у себя в кабинете, несколько раз прогуливался с Игнатьевым до станции метро. В какой-то мере плывущая по течению индифферентность Димочки была удобна: тот не задавал вопросов, на которые пришлось бы изворачиваться с ответами. Тот вообще не задавал вопросов, хоть сколько-нибудь касающихся личной жизни любого из сотрудников компании. Димочка был сама вежливость сферическая в вакууме, подобраться к которой было так же проблематично, как и вызвать интерес. Стожарова это бесило. Он мог кругами бесконечно ходить вокруг да около, не в состоянии уменьшить их радиус. Делать радикальные шаги не позволяли репутация и осторожность.
До метро оставалось еще метров двести. К девяти вечера набережная заметно опустела, редкие прохожие мелькали то тут, то там в желтом свете фонарей. Краем глаза Стожаров наблюдал за Димочкой. Тот шагал уверенно и целенаправленно. Вдруг в звуки улицы вторглась трель телефонного звонка. Игнатьев сунул руку в карман пальто, вынул смартфон, случайно прихватив проездной. Пластиковая карточка выскользнула, крутнулась на ветру и полетела вниз, на покрывшуюся коркой льда воду.
— Вот черт! — Димочка кинулся к перилам и перегнулся через них, высматривая куда упал его билет. Кинулся к ближайшим ступеням, ведущим к воде.
— Дима, что там?! — крикнул ему в спину Стожаров.
— Проездной выпал! — Игнатьев уже спускался по лестнице.
— Не дури! Хрен с ним, новый купишь! — Артур бежал следом.
Когда раздался треск, у Стожарова оборвалось сердце. Но все, что он успел, это невнятно махнуть рукой — и в следующее мгновение Димочка провалился под лед. Блядь! Внутри взорвался страх. Он упал на живот, как видел в ютубовских роликах, и пополз к Игнатьеву. От мыслей, что и его тонкая, намерзшая за несколько дней минусовой температуры корка может не выдержать, внутренности сворачивались кукишем.
— За руку! Хватайся за руку! — кричал он Игнатьеву.
И когда наконец его пальцы сжались на затянутой в перчатку ладони парня, он что есть силы потянул, с удивительной, будто тот подпрыгнул в воде, легкостью вытаскивая Димочку на лед. Стожаров не успел еще осознать этой странности, как по здравому смыслу со всей силы врезала другая: у лежащего на льду Игнатьева вместо ног был рыбий хвост. Самый, мать вашу, что ни на есть настоящий рыбий хвост!
— Блядь! Что за нах! — прянул он прочь и замер лежа на боку, обозревая открывшееся ему зрелище.
Сознание серьезно клинило. «Не может быть» жестко конфликтовало с тем, что видели глаза, и хотелось потребовать у Игнатьева объяснения, но он был не в состоянии сформулировать вопрос. Сердце ухало в висках, и хотелось грязно материться.
— Не вставай, — негромко сказал ему Димочка. — Лед не выдержит. Слишком тонкий. Ползи к лестнице.
Стожаров прикрыл глаза и куснул себя за губу. Собраться, собраться, блядь! А то и самому, задергавшись, провалиться в ледяную воду недолго. И он, снова перевернувшись на живот, пополз. За собой он слышал шорох и представлял, как Игнатьев ползет следом, трепыхая своим хвостом. Когда ледяная вспышка страха сошла, стало жутко по иному поводу — от вот этой вот неведомой херни, свидетелем которой он стал.
Выбравшись на ступени, Стожаров обернулся и увидел Димочку. Теперь тот был совершенно обычным, и впору бы Артуру заподозрить себя в галлюцинациях, да только вот ниже пояса Игнатьев был совершенно голый, босыми ногами стоял на граните пристани и дрожал от холода до того, что зуб на зуб у парня не попадал.
— Так, у меня машина около бизнес-центра, — сухо и резко сказал Стожаров, волей отметая прочь истерики, вопросы и острое желание здесь и сейчас выяснить, что это было. Он расстегнул и снял пальто. Протянул Димочке. — Держи. Обмотай ноги, сядь на ступени, тут дуть должно меньше, — говоря, он уже толкал парня к указанному месту, попутно заворачивая в пальто трясущиеся ноги Димочки, лишая возможности шагать. — Жди меня здесь. Я сейчас подгоню машину.
Он усадил парня на ступеньку и подоткнул подолом снизу, чтобы закрыть ледяные ступни парня, еще раз мысленно ругнувшись тому, насколько промок Игнатьев — насквозь. Он мог только надеяться, что за пять минут тот не выстынет до состояния тяжелой пневмонии.
От этих четких взвешенных движений мозг очистился от лишних эмоций, и теперь Стожарова не на шутку волновал другой вопрос: а если их заметили? Так, ладно, хвост заметили вряд ли — слишком темно там, на льду, но как объяснить голые ноги? Поднявшись на набережную, он окинул взглядом улицу. За исключением далеких одиноких прохожих, здесь не было никого. Начиналась метель.
— Так, раздевайся, — скомандовал Артур, затолкав дрожащего всем телом Игнатьева в машину.
И не дожидаясь, пока жертва воды и мороза отреагирует, захлопнул дверцу, оббежал мерседес и залез со своей стороны. Опустил спинку пассажирского сидения и сам принялся стаскивать с Димочки мокрую ледяную одежду. Климат-контроль натужно гудел, поднимая температуру в выстывшей машине до указанных тридцати градусов. Игнатьев помогал как мог, но всей помощи там было негусто: поднять бедра, поднять спину, вытянуть из рукава руку.
Стожаров, сцепив зубы, всяческими способами старался не думать о том, что видит. Об этом дрожащем, побелевшем-посиневшем, но желанном теле. Здесь. В его машине. Таком доступном, беззащитном. Он выматерился, рывком усадил Димочку и быстро закутал в свое пальто. Вернул спинку его сидения в вертикальное положение. Сел ровно, выдохнул. Прежде чем тронуться с места, он направил горячий воздух вниз, на колени, голени и ступни, торчащие из-под подола пальто. За пятнадцать минут, что занимала дорога от работы до дома по опустевшим улицам, Стожаров раз двадцать успел представить, как растирает-разогревает посиневшие от холода ноги, между делом заваливает Димочку на спину, раздвигает ему бедра...
— Ну-с, а теперь я бы хотел услышать объяснения.
С чашкой горячего капучино Стожаров вошел в ванную комнату и уселся на край ванны, в которой отогревался Игнатьев. От воды валил густой пар, пышная пена ароматно пахла лавандой, из пены торчал огромный хвостовой плавник. Артур потянулся, коснулся его рукой, пощупал полупрозрачные жемчужно-кобальтовые перепонки.
— Невероятная красота, ты в курсе? — самодовольно усмехнулся Артур, наслаждаясь пониманием, что до желанной цели осталось всего несколько минут, несколько взглядов, несколько слов. — Ты ведь поэтому так воды боишься? Резиновые сапоги, дождевик, дикий испуг на корпоративе?
Димочка съежился, подтянул к себе ноги, пряча плавник под воду. Но теперь под пеной виднелся изгиб колен, просвечивая сочным голубым. Стожаров двинул рукой и откинул кусок пены в сторону, не давая Димочке ни шанса на укрытие.
— Я жду, Дима.
Нетерпение жгло изнутри. Расставить все точки на «и», заполучить то, чего так долго желал. Удовлетворить любопытство. И зажатое насупленное молчание Игнатьева нешуточно злило. Тон Артура был жестким и требовательным, не терпящим возражений и проволочек.
— Да, поэтому, — кивнул Димочка, упрямо глядя в пену. — Когда ноги намокают, они превращаются в хвост.
— Блядь, Дима! — Стожаров взмахнул руками, чуть не расплескав кофе. — Ты звучишь так, будто это самая нормальная на свете вещь! Ты ситуацию вообще понимаешь? У меня дома, в ванне отмокает русалка. Димочка, ты как думаешь, это нормально?
Глаза Артура недобро сузились, губы жестко сжались.
— Я не хочу задавать тебе вопросы — мальчик взрослый, сам прекрасно понимаешь, что надо рассказать.
История была простой и безвкусной — насколько простой и безвкусной может оказаться история о проклятье, превращающем мальчика в русалку. Стожаров слушал не перебивая, лишь изредка хмыкая.
В его восемь семья Димочки поехала отдохнуть в глубинку на озера к каким-то далеким знакомым. В той глуши Игнатьев познакомился с девочкой, с которой они стали вздорить с первого же дня. По меркам питерского школьника Варя была глупа, как куры с бабкиного двора, о чем он ей ежедневно сообщал. А однажды, в сырой день, когда от ночного затяжного ливня все дороги превратились в непроходимо месиво, он не поленился толкнуть Варечку в глубокую коричневую лужу. Тогда-то все и произошло. У Вари вместо ног появился хвост, и из ниоткуда возникла женщина с водорослями и лилиями в волосах до пят. Долго смотрела на Димочку, не говоря ни слова, а когда исчезла, он четко знал, что теперь он такой же, как и Варя, и сойдет проклятье только тогда, когда кто-то полюбит его настолько, чтобы отдать за него жизнь.
— Да уж, — прицокнул языком Стожаров, во время рассказа попивавший кофе. — Принимая во внимание тенденции современного социума — никогда. А история грустная, да. Вода не остыла, может, горяченькой подбавить? — участливо поинтересовался он и потянулся к кранам.
— И что теперь? — спросил Димочка, когда иссякло терпение наблюдать за попивающим кофе Стожаровым.
— В смысле? Сейчас ты отогреешься, вылезешь из ванны. Кстати, как ты это делаешь?
— Спускаю воду и жду, когда высохнут ноги, — скупо ответил русал.
— Хитрó.
— А потом? Что вы будете делать потом?
— А потом — суп с котом, Димочка, — с напором ответил Артур, мимо которого не прошел возврат Игнатьева к «вы».
В общем-то, защитная реакция того была вполне понятна, но Стожаров-то хотел на «ты» и близости.
— А потом у тебя два варианта, Дима: либо уйти отсюда, и вскоре весь офис будет знать твою скромную тайну, либо согласиться на мое условие, и всем будет хорошо.
Пока он говорил, Игнатьев вытянулся стрункой и сейчас напряженно смотрел на Стожарова, высунув из воды острые аккуратные плечи. Взгляд Артура медленно изучал открывшийся вид. На шее нервно дергалась жилка, тонкие ключицы нервно поднимались в такт дыханию, в ямочке меж них собралась капля влаги. Он захотел оставить алый засос на этой тонкой бледной коже.
— Какое… условие? — с усилием произнес Димочка.
— Ты станешь моим любовником. Видишь ли, Дима, — Стожаров предупредительно поднял указательный палец, не давая Игнатьеву выплеснуть свое возмущение, — я невероятно устал наблюдать и хотеть твою потрясающую задницу. Я хочу иметь возможность не только видеть ее изо дня в день — этим я уже сыт по горлышко, — я хочу трогать ее, трахать ее, слушать твои стоны и иметь твое телом.
Широко раскрытые ошалевшие глаза Игнатьева заставили его уточнить:
— Я ясно выражаюсь?
— Я гетеро, — слишком сдержанно ответил Димочка. Стожаров довольно улыбнулся, угадывая бурю, сокрытую внутри. — Меня не возбуждают мужчины.
— Ну, никто не совершенен, Дима. Главное, что я возбуждаюсь на тебя — этого вполне достаточно.
— Кто поверит в такой бред?!
— Ну, до первого ведра воды, верно?
— Это же… шантаж, — бледно прошептал Игнатьев.
— Ты все правильно понял.
@темы: мои рассказики, ориджиналы, ночная история
-
-
07.01.2018 в 04:51-
-
07.01.2018 в 12:00Но все-таки надо будет написать что-то более сказочное и близкое к заявке -- а то меня конкретно так унесло в реальный мир.
-
-
07.01.2018 в 15:47