Из ниже приведенного текста мне принадлежат только куски текста, написанные за Кутики Бькую. Авторство других кусков текста принадлежит другим игрокам.
Отыгрыши выкладываются по порядку .
1. Название:
Эффект бабочки
2. Примерное время:
около 60 лет назад (на самом деле, около 45 — на момент отыгрыша эпизода еще не был поднят канон и рассчитано время)
3. Действующие лица:
Kuchiki Byakuya & Nori Sorano
4. Тип отыгрыша:
Знакомство
5. Краткое описание:
Вокруг нас разбросаны ответы на любые вопросы, надо только суметь отыскать их. Что, если эти самые ответы намного сложнее, чем мы можем себе представить? Неужели из-за первой преграды вы готовы отступить и отказаться от мечты?
Вашему вниманию представляется всего лишь один ничем не примечательный вечер, случайная встреча, итог которой уже был давно предрешён.
6. Рейтинг:
G
7. Предупреждения:
Осторожно: много мыслей!
Nori Sorano — неканоническмй персонаж.
сам отыгрышНори Сорано:
Ты хороший человек, но ты можешь быть лучше!©
Знаете ли, но бывают такие моменты, когда даже самое циничное существо, что уже далеко не на одном алтаре успело поклясться в преданности своей религии неверия и отрицания всего чуждого его догме, вдруг начинает чувствовать этот мир немного иначе, видеть новые краски жизни, замечать то, мимо чего сотни раз проходил, совершенно не утруждаясь увидеть. Сколько раз, стоя перед закрытой дверью, мы предвкушали то, что почувствуем перешагнув порог? Что мы в ощущаем, скользя взглядом по сплошному дощатому полотну? Что таит в себе замок и готовы ли мы повернуть ключ в нём? Никто, кроме нас самих, не сможет никогда ответить на эти вопросы и едва ли получится когда-нибудь найти истину, что всё время кроется где-то посередине.
Чудеса необходимы нам как воздух, которым дышим. Без них мы всего лишь пустые марионетки, несчастные создания. Вроде бы всё понимаем, но не осознаём главного, лишая себя очень даже осознанно яркости палитры красок жизни.
Нори не помнила что значит жить, но ей рассказали как выжить. Она попала в Руконгай без багажа из прошлой жизни, но именно эта свобода тяготила её больше всего: неизвестность того, какая же Сорано на самом деле там, глубоко-глубоко внутри, без масок, привычных "надо" и "требуется", всё это тянуло её камнем вниз, на дно, и, казалось, что назад, на поверхность, ей теперь уже никогда не вырваться. Каждый день был омерзительно похож на предыдущий и ни одно новое утро не приносило ничего, кроме голода, спастических болей в животе, напоминания о том, что закат ещё не скоро. Каждый в доме, где жила Нори, то и дело хвастал своей земной жизнью, рассказывал истории и мечтал повторить мгновения. У блондинки же в запасе было не так много для того, что бы что-то воспроизводить, поэтому она молчала, стараясь избегать подобных разговоров: притворялась спящей или уходила на улицу, что бы подумать о чём-то другом, насущном.
В то утро Сорано неважно себя чувствовала. Она не ела больше суток и перед глазами периодически возникала тонкая сеточка, заставляющая концентрироваться больше на мелочах, совершенно отводя взгляд от общей картины мировосприятия. Она видела свет, но не окна, слышала звон, но не замечала его источника. Скитаясь по улочкам Руконгая, она заприметила того, кто мог оказаться спасением: высокий, статный, темноволосый мужчина, шедший так, словно земля под его ногами ускользала куда-то в небытиё. Дорогое хаори, гордо поднятая голова и спокойствие в глазах, всё это безошибочно выдало в нём того, кто был сейчас так нужен Сорано. Его спокойствие и уверенность, которой веяло даже от тени, вселяли в блондинку надежду на то, что сегодня что-то изменится. Стараясь не потерять его из вида, Нори последовала следом, постепенно прибавляя шаг и укорачивая дистанцию. Смерив ещё раз незнакомца взглядом и придя к выводу о том, что утрата чего-то пригодного для неё, не сильно ударит по его благосостоянию, она дождалась пока он остановится и нырнула тонкой ручкой в давно изученные складки хаори.
Кутики Бьякуя:
Сегодня Хисане было хуже обычного, и искать ее сестру в Семьдесят восьмой район Западного Руконгая снова пошел он. Как бы Бьякуя ни хотел этого не признавать, но искать Рукию ему приходилось все чаще и чаще. Он хотел бы закрыть глаза, отвернуться от этого факта, но Кутики Бьякуя был не тем, кто способен не замечать очевидного. Его жене становилось все хуже и хуже, она все больше времени проводила у себя, отдыхая. Их время стремительно текло сквозь пальцы. Он надеялся найти Рукию до, он хотел еще раз увидеть радость на лице жены.
Лица — худые, изможденные, злые; оплывшие от алкоголя, избитые; детские, молодые, старые — мелькали перед ним, сливаясь в пестрый, нищий и убогий поток. Внутренне Бьякую передергивало от этого места, но его жена была родом отсюда и сам этот факт реабилитировал Семьдесят восьмой район Западного Руконгая в глазах капитана Шестого отряда. Некоторых здешних жителей он уже знал лично — не раз платил им, чтобы те сообщили ему, если вдруг услышат что про Рукию. Но при этом, он не особо надеялся на такой источник информации — от этого нищего сброда многого ждать не стоит. Им, готовым за монету перерезать друг другу глотки, неведомо понятие чести.
Бьякуя шел по грязным, вонючим улочкам, брезгливо ступая подошвами дзори по пыли и мусору, порой носком ноги откидывая со своего пути камень или осколок. Сихаксё осталось дома. Вместо привычной униформы синигами капитан Шестого отряда был одет в юкату темно-зеленого цвета с бледным узором в виде стеблей бамбука по подолу и краю рукавов, поверх которой было наброшено светло-коричневое хаори. Тем не менее, белый шелковый шарф и кэнсэйкан в волосах сообщали знающему наблюдателю о том, кем был этот человек, что смотрелся в Руконгае непростительно неуместно. Но знающих наблюдателей здесь не было и в помине. Серые глаза мужчины цеплялись за лица молодых душ-девушек, ища в них черты, которые хоть отдаленно напоминали бы Хисану. Безрезультатно.
Чужую рэяцу он услышал еще за несколько десятков метров. Незнакомую, неуверенную, неокрепшую, но достаточно сильную. Реяцу приближалась, затем следовала за ним на расстоянии и наконец подкралась совсем близко и замерла. И тогда капитан ощутил едва заметное движение хаори, когда под него скользнула умелая рука воришки. Движением, по скорости не уступающим его любимой быстрой, незаметной сэнке, он развернулся, сжимая пальцы на тонком грязном запястье. Серые глаза внимательно смотрели в лицо вора.
Нори Сорано:
Ты еще не родился, а твоя жизнь уже ничего не стоила,
так с какой стати все должно измениться сейчас?©
Знаете ли вы разницу между толпой и народом? Чем отличается одно от другого и самое главное: где же граница перехода? Когда пёстрая масса становится чем-то единым. Что заставляет забывать разногласия и помогать друг другу? Что способно сплотить тех, кто ещё вчера легко прошёл бы мимо и почему, если всё рушится, то самые горячие сердца оказываются закованы в оковы равнодушия, укутавшись в покрывало боли? О чём молчат на улицах и стоит ли говорить с собой наедине, признаваясь совести в ошибках? Способен ли кто-то ответить на эти вопросы? В умных книгах сказано, что народ-это общность людей, объединённых одной религией, культурой, историей и проживающей на определённой территории. Но что же тогда Руконгай? Какая культура может появиться там, в 78 районе, где бедность давно вступила в свои права и единолично властвует над всеми и всем сущим? Какая религия будет здесь у тех, кто отжил всю жизнь на земле и теперь вынужден влачить жалкое существование и голодать? Единственная возможная догма- недоверие, культивирующееся от души к душе, забирающегося червем внутрь того светлого и трепетно живущего, что осталось, разъедающего веру в других, равно как и в самого себя. Здесь сложно находиться и невозможно жить. Каждый это знает, но уйти или что-то изменить он не в силах. От сюда нет пути ни назад, ни вперёд. Тупик. Безысходность.Почему в каждом районе тема неравенства и чьего-то превосходства неизменно стоит в красном углу? Хотя нет, здесь, в 78 этого не было. Тут каждый одинаково нищ или просто беден, во всех смыслах этих слов. В этом месте никто не надеется на своё завтра, просто потому, что его нет. Только одно мгновение, в котором ты или бог, или ничто. Здесь всё чувствуется по особому остро, каждая эмоция на разрыв, а крик до хрипоты в голосе. Множество мыслей, фраз, проблем и непрерывные стоны. Всё смешалось воедино и только ближе к ночи, когда все расходились по своим убежищам, гам стихал, уступая пальму первенства мёртвой тишине. Знаете, но это именно тот случай, когда не известно, что страшнее, ведь с умолканием последнего звука, в тебе самом просыпается нечто такое, что молчало при свете дня. Диалог. Вот только знать бы кто это: совесть- не слишком ли поздно? Может воспоминания? Не слишком ли громко для них? Кто эта сущность, что не даёт покоя ни на минуту и как от неё спастись?
Нори ненавидела себя одинаково в любой ипостаси: на улице ей нужно было обворовывать таких же, как и она сама, иногда отбирая те крохи, что оставались у жертв, за что потом было мучительно плохо, но обречь на смерть тех, то был младше её и жил в том же доме, где и все, кто принял её и помог выжить в первое время, кто научил приспосабливаться к окружающей действительности, а значит предать их. Этого девушка себе позволить никак не могла. Пожалуй именно такие мысли предавали ей сил каждый день и успокаивали зарождающиеся сомнения, ведь оправданием ей служило то, что Сорано жила здесь ради них, других, пока ещё беззащитных, а значит с новым восходом солнца снова искала подходящих душ, способных "поделиться". В тишине же внутри она слышала голос. Тот самый мужской голос, что когда-то указал ей дорогу сюда и поделился съестным. Голос, чей носитель так и остался загадкой, но никогда не будет ею забыт. Однажды блондинка даже пообещала себе, что найдёт его, рано или поздно, во что бы то ни стало. Выходя днём снова на улицы и смешиваясь с потоком оголодавших душ, она искала в толпе глазами того, кто мог бы быть отдалённо похожим на её спасителя, но всё тщетно. Однажды, она просидела весь день на том самом месте, где повстречала его: просто закрывала глаза, мешающие воспринимать только мелодичность голосов и пыталась уловить знакомый тембр, но каждый раз напрасно.
Мужчина, привлёкший сегодня внимание Нори, конечно же не мог оказаться тем самым самаритянином, но её тянуло к нему, словно магнитом. Высокий, статный, красивый, неспешный.
"Другой."- именно это слово пронеслось в её голове сразу, как только она его заприметила. Это было крайне сложно объяснить, но оторваться и перестать идти за ним было равносильно смерти. Он был ей нужен. Здесь. Сейчас. Сорано это чувствовала, но единственное, что могла подсказать ей собственная сущность, стало чувство голода и резкая слабость, которая никуда не хотела исчезать и решив, что это просто и есть тот самый указующий перст судьбы, потеряв последние капли осторожности, оборванка решилась на то, что не могло показаться честным. "У него наверняка ещё много, а Шин сегодня не смог встать на ноги...Он должен поесть...И я, наверное...Должно хватить..." Собравшись с мыслями, Нори всё же залезла в карман, но оказалась буквально поймана за руку. "Каааак?! Ну всё...Теперь беги, Нори, беги..."- эхом пронеслось в её голове, однако сделать это было вовсе не так просто: незнакомец крепко сжал запястье воровки и явно не хотел её отпускать просто так. "Всё, что мне остаётся..это..."- собрав последние крохи самообладания и стараясь не упасть в голодный обморок прямо перед мужчиной, Сорано подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза: без страха, без угрызений совести и злостью на себя за то, что всё же, несмотря на годы "промысла" оказалась так просто схваченной за руку. С готовностью принять всё, что он сейчас сделает и дать отпор. Во всяком случае попытаться. Но в то же время внутри бурлит незатихающее желание бороться за то подобие свободы, что появилось в Руконгае. Да, за это она готова сражаться до конца. Только дайте возможность высвободить запястье.
Кутики Бьякуя:
Он никогда не расспрашивал Хисану о том, как она жила в Руконгае. А она никогда не рассказывала. Эта тема была для них чем-то вроде табу, страшным сном, который хотелось забыть, болезнью, которую Хисана волею судьбы смогла победить, напоминанием о тяжелой, камнем на душе лежащей ошибке. Но он мог предполагать, умозаключать и, в конце концов, просто прийти сюда, в Семьдесят восьмой район и увидеть все воочию. Мысль о том, через что прошла его жена, рождала ноющую боль в грудной клетке.
Оттого снобизм и отвращение отступали на второй план. Оттого и сейчас, сжимая сильными пальцами хрупкое запястье, другой рукой он не спешил выхватывать из ножен клинок. Серые глаза изучали девчонку (или мальчишку?), ища в перепачканном лице знакомые, любимые черты. Но через мгновение напряжение исчезло из взгляда — нет, эта девушка не может быть Рукией. Если бы она была сестрой Хисаны, то и рэяцу у них была бы схожая, и он понял бы это еще десятки метров назад. Надежда, вспыхнувшая на мгновение, снова пригасла.
- Ты хочешь есть, — Кутики не спрашивал — Кутики утверждал. Душа, обладающая сильной рэяцу, должна есть, чтобы жить. Именно поэтому в Син-о самый сильный приток будущих синигами именно отсюда, из нищих районов — они бегут в Сэйрэйтэй, чтобы смочь жить. Судьба смеется жестоко: половина из них погибает на первом же задании. — Могла бы просто попросить.
Пальцы его разжались, позволяя воришке забрать руку. Пальцы другой руки, коснулись ее ладони, вкладывая в нее монетку. Серые глаза смотрели спокойно, с каплей любопытства в самой их глубине. Что она сделает? Побежит в страхе? Или ей хватит храбрости остаться?
Нори Сорано:
Я похожа на кочан капусты, ободранный до кочерыжки.©
Больше всего Нори не любила двух вещей: когда лезли к ней в душу и когда приказывали, ожидая слепого повиновения. Здесь, в Руконгае её научили никому не подчиняться, кроме себя, ни за что не верить чужим словам, какие бы они лестные не были и как бы не хотелось последовать за говорящим. Ей подарили свободу, или даже её подобие. Всё равно. И это самое ценное, пожалуй приобретение, что судьба подкинула ей сколько она себя помнит, а так как в воспоминаниях живо немного, то считайте, что это от момента сотворения мира. Её личного маленького замкнутого и крайне некомфортного даже для самого демиурга мира. Любое посягательство на эту самую личную вселенную должно было караться со всей присущей чрезвычайной жестокостью или же пресекаться на корню. Ни у кого ни в одном мире не было достаточно оснований ни на одно, ни на другое, извините. Нори крайне болезненно ощущала присутствие или даже простое соприкосновение чужих к своей такой непонятной жизни, отдающееся колкими импульсами по всему телу. Сильная хватка незнакомого мужчины и совершенно чужой взгляд, в котором читалось столько различных эмоций, что самой Сорано даже отчего-то стало немного грустно. На дне его глаз таился океан чувств, самых разнообразных, которые он в то же время испытывал единовременно: тоска, отчаяние, надежда, любовь к кому-то или чему-то, при чём настолько сильная, что это было просто невозможно скрыть и надежда. Обескураженная Нори не знала как на это реагировать: застыв на месте и совершенно позабыв о том, что всё ещё удерживаема насильно, она смотрела на него и не могла оторваться. Это поражало, ведь сама девушка никогда не переживала ничего подобного и казалось, что это просто какое-то чудо, что посетило её столь внезапно. Ей были неведомы многие краски жизни, ведь всё, что приходилось запомнить из пережитого- страх и желание жить во что бы то ни стало. Больше ничего, наверное именно поэтому незнакомец так сильно поразил её воображение: явно необременённый заботами насущных проблемах, он испытывал нечто другое: сильное, неизвестное, заставляющее его бродить здесь.
"Что он здесь делает? Как оказался тут? Почему?"- ряд вопросов не давал покоя и любопытство жаждало получить ответы, но не осмеливаясь их озвучить. Однако, спустя некоторое время светлый луч надежды сменился на бездну разочарования, от которого внутри Сорано что-то будто бы оборвалось. Ничего не понимая, что же всё-таки с ней происходит, сражённая наповал тем, кто мог сейчас вершить её судьбу, оставалась недвижима и молчалива. Дальнейшее было словно не с нею, а с кем-то другим. Тихий, спокойный, убаюкивающий голос, в котором гулким эхом отдавались металлические нотки стального характера гипнотизировал и не давал эмоциям Сорано вырваться наружу, однако, собрав последние силы, девушка зажмурила глаза, что бы выйти из-од влияния незнакомца и вернуться обратно, к собственному рассудку. Кажется получилось.
-Нет. Я ничего не хочу,- упрямая девчонка! Она была готова отстаивать собственную свободу до последнего, а признавать слабости так и не научилась - у неё не было на это времени. Впрочем, здесь, в Руконгае, особенно в 78 районе, его не было ни у кого. Разжав ладонь, она увидела монету. При любых других бы обстоятельствах Нори бы либо гордо швырнула её в сторону, либо тут же скрылась с места преступления, но не сегодня. Не сейчас. Стоя в полнейшем исступлении, она по-прежнему смотрела на мужчину, пытаясь понять как себя вести дальше.
-Я никогда ни у кого ничего не прошу,-эта фраза прозвучала слишком колко, даже вызывающе хлёстко, но ей было важно показать, что несмотря на внешний вид и накатывающую слабость, она всё ещё может дать отпор, если таковой понадобиться. Чёртова гордость, куда ещё ты можешь её завести?- Мне не нужны ничьи подачки!- однако, монета была по-прежнему крепко зажата в ладони.
Кутики Бьякуя:
Бледная улыбка коснулась тонких губ.
- Никогда ни у кого ничего не просишь? — словно бы удивился чужак, глядя на девушку сверху вниз. Нет, не с высоты своего роста — в конце концов, он сам не был уж настолько высок, — но с высоты своего положения. И тем не менее, в голосе его и взгляде не было презрения, уничижения или снисхождения. Они исчезли из глоса и взгляда этого человека, исчезли с его лица, когда воровка произнесла свою, казалось бы смешную, фразу. И дело было не во фразе и не в словах, а только лишь в выражении глаз.
Ему, наследнику одного из древнейших и благороднейших домов Сэйрэйтэя, хорошо было известно это чувство, что сейчас кипело в глазах нищей оборванки из Руконгая. Гордость. Сила настолько же разрушительная, насколько и созидательная. Он, как никто другой, знал, насколько болезненны ее уколы, знал, как громко она может стонать и выть — эта гордость, что стала остовом его характера, стрежнем их рода.
Это было даже смешно — встретить гордость у нищей девчонки из Западного Руконгая, такую же пружину, которая не дает ей согнуться, которая делает ее сильней под нажимом. Но он не смеялся.
- Запомни свои слова, — медленно проговорил он. Каждое слово — тяжелая капля, чтобы каждый звук его мысли достучался до затуманенного гордостью мозга. — Ты можешь вырваться отсюда. Вырваться отсюда только одним способом: поступив в Академию. Тренируйся. И не дай стержню внутри тебя пойти ржой.
А затем он развернулся и, словно бы стерев девушку из памяти и восприятия, пошел дальше.