Легенда об Алире Рыжем.

[moondrop]

фандом: ориджиналы
жанр: джен; мистический реализм, повседневность
размер: мини
рейтинг: G
статус: завершен
бета:  Elke Maiou

---

ДЕД

— Чтоб тебя морок взял!

— Тише, люди, тише! — старик вскинул грязную кисть и прижал к губам указательный палец. Приподнявшись, он склонился к парочке, затем к девушке, чуть не сунувшись бородой в костер, и уселся обратно на бревно. — Не шумите понапрасну, не поминайте Безголосого темной ночью! Его шпионы везде: тьма, притаившаяся под корягой, тени, пляшущие в свете костра, северный ветер, несущий студеную смерть. Услышит Безголосый ваш зов, придет-примчится, непроглядной тишиною накроет мир, обдерет и сожрет плоть, души ваши оставит на поживу черному воронью!

Старик воровато оглянулся за спину и плотнее запахнулся в старое пальто, на локтях и пониже спины уже изрядно истертое. От движения этого за ним по земле заплясала густая тень, окруженная рыжими бликами костра. Сидящие рядом недоуменно взглянули на дедка, в глубине души уже жалея, что пустили его погреться. Тот и впрямь бы чудаковатый: юркий, всклоченный, измазанный весь, словно не грибы собирал, а по полянам валялся, глаза шустрые прячутся под густыми бровями, а на макушке вязаная шапочка. Говорит, заблудился, пока грибы собирал, но заметил огонек и вышел наконец к их костру. Может, так оно и есть — слишком пресно, чтобы не быть правдой.

Но манеры старика так и привлекали внимание. Казалось, он готов был каждую секунду подскочить с места и рвануть прочь, семеня ногами в кедах по сосновым иглам да шишкам. Чудной дед такой, в какой-то мере даже потешный. Он мог бы здорово скрасить дикий отдых городских жителей, которым в этой глуши явно не хватало интернета и привычного комфорта.

Оля покосилась на Даниила, это все и затеявшего. Тот явно брал от жизни удовольствия больше, действительно отдыхая от цивилизации и работы, на что всех и подбил. Серые его глаза сейчас внимательно смотрели на гостя, выдавая молчаливый интерес.

— Да ладно тебе, дед! — Кирилл чуть подался вперед, протягивая старику пластиковый стаканчик с налитой в него водкой. — Брось страху нагонять.

— Чего это брось? — подала голос Надя. — Может, на ночь глядя самое оно! Что это за Безголосый, дедушка? Сами придумали или это сказка такая?

— Сказка? — удивился старик чуть погодя, когда прожевал хрустящий свежий огурец. — Не родился еще тот человек, кто может такие сказки выдумать. Правда все это, сущая правда. Неужели ты никогда про Безголосого не слышала?

Надя отрицательно покачала головой, обескураженная тем, что не знает того, что знать должна бы. И сейчас она лихорадочно копалась в памяти, перетряхивая детские воспоминания.

— И вы не слышали? — обратился он к Оле с Кириллом, указывая на них грязным крючковатым пальцем.

— Нет, дед. Видать, твоя сказка из совсем новых или совсем редких, — парень пожал плечами.

— И я не слышал, — наконец подал голос Даниил, опережая вопрос развернувшегося к нему деда. — Расскажите.

Лицо старика, рябое и рыжее в сполохах костра, изобразило глубокую задумчивость и неуверенность. Ляпнуть-то ляпнул, а стоит ли рассказывать? Глаза блеснули из-под кустов бровей и медленно осмотрели каждого из молодежи. Светловолосую и тихую Ольгу, обхватившую колени руками, простоватого и открытого Кирилла рядом с ней, Надежду, похожую на свою сестру, только чуть более курносую и бойкую, с живым уверенным взглядом. И наконец Даниила, скромно сидящего на том бревне, что стояло чуть в стороне от костра, отчего казалось, он не со всеми. Надо же, свое место старику у огня уступил, а сентябрьская ночь чай не июль.

— Не тяни, дед! Давай-ка еще подолью, на сухое горло небось и рассказывать не хочется.

— А как вас зовут? — вдруг спросила Ольга, заправляя за ухо длинную светлую челку. Как так получилось, что никто из них не спросил имени гостя, она понятия не имела.

— Да по-разному, — старик призадумался. — Кто Степаном, кто Хромым, кто Платонычем. Любое выбирай.

— Степан Платонович, значит? — неуверенно уточнила девушка, вызвав этим у сестры смешок.

— Степан Платонович, так что там с Безголосым? — вернула Надя разговор туда, с чего все началось. — И кто из нас его помянул-то?

— Помянул не помню кто. Ты, кажется, — все тот же старческий, грубый от работы палец указал на Кирилла.

— Когда это? — не понял тот, разведя руками: одна со стаканом, другая с куском мяса на вилке.

— Может, когда выругался моро…

— Тихо! Тш! — дед подскочил со своего бревна и замахала на Даниила руками.

Парень недоуменно посмотрел на того. Такая реакция старика уже не казалась забавной. Днем, скорее всего, его бы подняли на смех, но в темноте леса, когда всего света — только рыжий костер да звезды в небе, делалось как-то не по себе. Псих какой-то — поди пойми, чего от него ждать. И то, как он напряженно вглядывался и вслушивался в темноту, серьезно тревожило. Оля невольно схватила Кирилла за руку.

— У Безголосого тысяча имен и только одно истинное. Не поминайте это имя всуе, ибо именно его он слышит лучше других и приходит на зов. Приносит с собой тишину — ни птица не вскрикнет, ни ветер в ветках не всхлипнет, ни зверь не отзовется. И не слышно в этой тишине, как кричат и стонут те, кто попался Безголосому на пути.

— Слышь, дед, хватит пугать! — не выдержал Кирилл.

— А я не пугаю, — тот наконец-то уселся обратно на бревно, да так просто и спокойно, словно это не он тут всех застращал до дрожащих поджилок.

— Дед, а ты случайно не актер?

— Актер? Доводилось и актером быть. С мое поживешь — кем только не побываешь!

— Слушайте, Степан Потапович… — Надя тревожно потирала ладони.

— Платонович! — зашептала Ольга.

— Прошу прощения — Степан Платонович. — От того, как дед сдал назад, сбавляя обороты артистизма, ей определенно стало легче. Все сразу вернулось на круги своя: эмоциональный дед-экстраверт и бурная фантазия. — Так и что, от Безголосого этого нет спасения? Вот если мне надо будет отойти… Ну, в кусты, предположим, это все, мне конец?

— Нет, ну почему ж сразу так. Есть и на Безголосого управа. Да думаю, вы и о них не слышали.

— Не слышали, — скептически подтвердил Кирилл, теперь недовольный собою за то, что и на него дедовы страшилки подействовали. Жаль, Данька в стороне сидит — не заметил, насколько того проняло.

— И кто же это? — не менее скептично, чем его приятель, поинтересовался Даниил.

— Встречающие! — громким шепотом сообщил старик.

Ответом ему был задавленный смех, переходящий в хрюк. Ольга опустила взгляд и изучала коленки, Надя исподлобья смотрела на чудака, прикусив сразу обе губы, чтобы не опозориться совсем уж откровенно, и только Кирилл совершенно честно, по-простому и искренне кашлял, хлопая себя по груди, потому что поперхнулся соком. Даниил в сторонке скромно прикрыл ладонью лицо и молчал.

— Ох дед, ну ты даешь! — Кирилл наконец прокашлялся и взглянул на старика. — Столько страху напускал, чтобы потом вот так выдать: встречающие! И кого же они встречают?

— Безголосого! — гость, кажется, обиделся или же просто делал вид. — Их потому так и зовут, что они первыми встречают его вторжение и принимают на себя, чтобы такие дурни, как вы, могли спать и жить спокойно!

— Ну не такие уж мы и дурни! — сдержанно возмутилась Надя, отдыхающая на природе от корпения над кандидатской.

— А зачем они это делают? В смысле, кто их просит? — Оля подалась вперед, сжимая пальцы на коленках. Ее, похоже, стариковские бредни заинтересовали. Кирилл недовольно покосился на подругу, но рассудил, что защитить ее, если что, сумеет.

— Никто. Это их долг. Обязанность. Предназначение.

— Какое предназначение? Как у Ведьмака, что ли? — моргнула Надя.

— Какого такого Ведьмака? Не знаю таких, — очень серьезно ответил Степан Платонович. — Никто их не просит. С древних времен делают они это, защищая мир от Безголосого.

— На мечах бьются? — встрял Кирилл, которого ситуация начала потешать. Такая стандартная шаблонная фэнтезийность веселила, навевая воспоминания о собственных бездарных потугах писать какие-то истории, за которые теперь было мучительно стыдно перед самим собой. Единственное оправдание, которое он себе находил, — он был слишком юн и неумен. Благо, вовремя бросил страдать графоманией.

— И на мечах тоже. И магией.

— А что за магия? — Надя разделяла точку зрения приятеля на ситуацию, но в отличие от того еще неплохо держалась, умело пряча сарказм и скепсис.

— Их собственная, особенная.

— А расскажите.

— Я не могу. Я не знаю об их магии. Надо быть встречающим, чтобы знать и уметь. Они с ней рождаются и с ней умирают. Кто в бою, кто от старости. Кому как повезет. Хотя от старости — это вряд ли.

— Так кто же они такие? Демоны? Ангелы? — в отличие от сестры и брата Оля была серьезна.

— А, эти ваши религиозные придумки, — дошло до деда спустя миг или два. — Нет, ни те, ни другие. Встречающие, как и само человечество, намного древнее всех ваших религий. Если бы не встречающие, то и религий бы не было. Человечества бы не было, да и не только его. Все, состоящее из плоти, было бы уничтожено.

— Безголосым? Что ж он такой прожорливый? — глядя на старика, Надя потерла пальцем под носом. — Неправильно вы его называете, Степан Платонович.

— Не я — я всего лишь никто. Так, сегодня есть, завтра нет. Но Безголосый — только одно из имен, я уже говорил. Пожирающий, Глодающий, Плотоядный — как угодно.

— А встречающих этих он тоже пожирает?

— Тоже. Но с ними ему, конечно, сложнее. Они ведь не совсем люди. Живут среди людей, не отличить от людей, рождаются, как люди, умирают так же, если своей смертью случается, но все-таки не совсем люди. Сила в них есть первородная, которую все остальные растратили.

— И что? Они с этим Безголосым воюют? Он какой-то великан? — предположила Оля, покосилась на Кирилла, похлопавшего ее по спине, и возмущенно спросила шепотом, сведя брови у переносицы: — Ну что?!

— Может быть, и великан. Но вообще, он суть темнота. Самая густая, самая холодная, самая мертвая и беззвучная тьма, какая только может быть. На дне самой глубокой шахты, в самой глухой тюрьме не найти такой молчаливой убивающей тьмы. Безголосый — это он сам и его армия. Единое целое. Неистребимое. Бессмертное.

— Неистребимое? — это был молчавший доселе Даниил. — Но если встречающие ему противостоят, значит, как-то истребляют?

— Нет. Сдерживают. Дают отпор. Но как можно истребить саму тьму?

— Светом? — предположил мужчина.

— Рассеять, заставить отступить. Но не истребить. Пока тут день, где-то там — ночь, пока тут лето, где-то там — стылая зима. Пока в центре Солнечной системы горит Солнце, вокруг — ничего. Темнота, пустота, холод. Когда-то погибнет последний встречающий — и уже никто не удержит Безголосого!

— Когда это будет?! — выдохнула Ольга. На этот раз Кирилл не пытался одернуть ее. Притихла и Надя.

— Может, через тысячу лет, — старик принялся чесать висок. — А может, завтра. Однако Дома встречающих еще полны, и Алир Рыжий безжалостен как никто до него. Стоять до последнего, биться до последнего, сражаться до последнего. Безжалостен к себе и своим. Глупец, своих людей надо беречь! Падет хотя бы один Дом — и ослабеют все встречающие.

На секунду повисла пауза, в которой слышно было лишь потрескивание костра.

— Почему? А заменить другими?

— Нельзя. Так повелось с седых времен: четыре Дома — Зари, Полудня, Дом Заката и Дом Полночи. Почему так, зачем так, никто не знает. Каждый в несет дозор в свое время, но Дом Зари всегда в авангарде. Это как первые лучи солнца рассеивают тьму — так и они. Во главе с Алиром Рыжим. И на миг этой встречи мир замирает в ожидании приговора.


ВСТРЕЧАЮЩИЕ

Мир замер в ожидании приговора. Мир не мог дотянуться сюда, на раскинувшееся от края до края, укрытое беззвездной ночью поле. Мир не мог видеть, как через черный простор узкой рекой протянулись отряды встречающих. Они стояли плечом к плечу, седлом к седлу, ожидая неотвратимо ползущую на них тьму. Тьму густую, бестелесную, ледяную и безнадежную. Такая тьма не отступает на рассвете, оставляя после себя туман и росу — она поглощает каждый миг бытия, обнажая души и отбрасывая их бесполезную, бесперспективную субстанцию.

Они не видели ползущей в темноте тьмы, но ощущали этот мрак нутром. Расстояние сокращалось, и бессмысленно было измерять его километрами, милями и фарсахами — удар сердца, второй, третий.

— Приготовиться! — голос главы Дома Зари разнесся над гулкой тишиной. — Держать строй!

В приказах не было ничего нового. Раз за разом, год за годом, столетие за столетием повторялось одно и то же. Сколько встречающих погибнет в этот раз, не знал никто. Но достаточно, чтобы в мире стало больше вдов и сирот.

— Запевающие!

Над равниной раздался мерный гул голосов, сливающихся в один четкий речитатив, состоящий из отдельных звуков. Не из слов, не из фраз — древняя формула, выведенная еще в те времена, когда человечество рисовало в пещерах мамонтов. Когда страх его стал наконец достаточно велик, чтобы дать рождение Мороку.

Громче. Четче. Без отклика, без эха. Голоса начали звенеть сталью, и в этот момент в руках всадников копьями вспыхнули лучи рассветного солнца.

— Дом Зари, вперед!

Кони дернулись с места, сразу переходя в карьер. Сбруя звенела, заглушая топот копыт. Он следил за ними с холма, наблюдая, как навстречу бездонной тьме мчится край зари. Но Морок упал на них прибойной волной, захлестывая с головой — и стало не слышно ни звука. Алир Рыжий знал, они там, внутри, сражаются за завтрашний день, но сколькие из них вернутся живыми? Кого из своих людей он не досчитается? Жерома? Марии? Гиллиана? Маркуса? Артура? Анжелы? Иоганна? Анны? Он даже не знал их всех по именам. Они жили в разных частях Земного шара, имели семьи, ходили на работу, как и о сам. Но в нужное время, стоило только дозору Полночи протрубить сбор, они все оказывались здесь, на этом безграничном поле, погруженном в бесконечную тьму. Никто не знал, что находится под ногами: быть может, земля и трава, быть может, иссохшие души их предшественников. Ничего не менялось из века в век, они гибли, гибнут и будут гибнуть здесь. И Морок раз за разом будет отступать, отпуская человеческие сердца на эти самые мгновения сжавшиеся в страхе.

А люди потом скажут: вспышки на Солнце, смена погоды, событие Кэррингтона. _

— Полдень — вперед! Ударить второй волной! Закат — приготовиться! Полночь — ждать!

Гонцы с приказами мчатся к главам Домов, сияющими штандартами отмечая свой путь.

— Стоит ли им ждать, мессир? — спрашивает Хавьер за плечом.

Глава Дома Зари медленно поворачивает голову и смотрит на гонца из-под открытого забрала. Из раза в раз он оставляет какой-то из Домов в арьергарде в надежде, что их помощь не понадобится, в надежде обойтись меньшими силами, избавив от безвыигрышной битвы. Какой-то из Домов, кроме своего. Он и хотел бы, но лишь заря выходит на встречу темноте, ведя за собою день. Едва заметно Алир Рыжий поджимает губы и отворачивается, наблюдая, как навстречу замедлившемуся Мороку, бурлящему тьмы, мчатся встречающие из Дома Полудня. Редки были на его памяти те случаи, когда удавалось обойтись меньшей кровью. За двадцать с лишним человеческих лет, с тех пор, как он мальчишкой оказался здесь подле отца, по пальцам можно пересчитать те битвы.

А звенящий речитатив взмывает во тьму высокой нотой, чтобы в следующее мгновение у пехоты вспыхнули клинки и вгрызлись в неосязаемую плоть Морока.

Когда ты живешь человеком, привыкаешь к материальности мира вокруг себя, битвы с тьмою даются тяжелее. Загнанный в рамки физики мозг, привыкшее к сопротивлению тело — и поначалу кажется, ты просто рубишь воздух. Черный, ледяной до горящих щек и немеющих в латных перчатках пальцев, податливый и расступающийся в стороны от секущего его солнечного света. Смешно и нелепо, и сознание того и гляди впадет в ступор от бессмысленности. И лишь битва за битвой — если тебе суждено выживать — начинаешь понимать и привыкать, научаешься игнорировать привитое цивилизацией, чтобы ее, чертову эту цивилизацию, защитить.

— Дом Полночи — в атаку! — прокричал он, хлестнув жеребца поводьями. Закованные в металл пятки ударили неземной твари в бока, и шесть копыт загромыхали по земле, которую не суждено увидеть в этой тьме.

— Мессир, Вам нельзя!

Но если очень надо, то можно — и даже главнокомандующему можно в бой. Он знает: он выживет. И многие другие выживут, чтобы было кому в следующий раз снова оказаться здесь. Топот копыт и лязг доспеха смешались с ритмом голосов запевающих. Не слыша себя Алир вторил им, жестко и яростно выплевывая древние звуки ритуала. Конница Дома Полночи врезалась лунным свечением копий в бурлящую тьму с противоположной от него стороны. Бастард в его ладони превратился в алый рассветный луч. Боевой клич, ржание лошадей, топот копыт, его собственный голос — все пропало в один момент, когда тьма рухнула на него, оглушая, ослепляя, дезориентируя, и теперь лишь вздрагивая прядала от солнечного света в его руке.

То тут, то там виднелись сполохи, сливающиеся в сплошное мельтешение, — это встречающие сражались с поглотившим их Мороком. Гул крови в ушах заменил собою шум сражения, время для них перестало существовать. Сколько они уже в этой ледяной тьме? Сколькие погибли? Как долго все это будет еще продолжаться?

Сколько надо — столько и будет. С беззвучным рыком Алир вновь и вновь поднимал и опускал меч, рассекая стремящуюся окружить его тьму. Иссекая ее, истребляя, заставляя отступать. Кажется, они снова сумели. Или ему только кажется? Что Морок начал пятиться, как сходит приливная волна, истончаться, как утренний туман под лучами всходящего солнца? Он снова мог видеть их: воинов своего Дома и остальных Домов, вверенных ему в руки.

— Сомкнуть строй! — его голос вырывается из пожирающей звуки темноты, разносясь безапелляционным приказом над бескрайним полем боя. — Теснить врага!

Он знает, ему пора отступить, выйти из рядов фронта, уйти назад, под защиту мечей и копий, но желание быть одним из тех, кто своею рукою, держащей клинок, заставит врага отступить, держит его на месте, заставляя все так же, с усилием и болью в мышцах рубить, рубить, рубить. Пришпоривать Мицара и рубить.

Алир не выдержал и сдернул с головы потяжелевший шлем, отшвыривая тот прочь. Со свистом втянул в легкие стылый воздух и подался вперед за замахом. Волна густых рыжих волос вспыхнула в утреннем свете бастарда.

Мицар со ржанием встал на дыбы. На них сверху рухнула тьма.

Конь, содрогаясь, упал, придавливая собою седока. Полутораручный клинок кружил над головой сияющей мельницей, не давая Мороку приблизиться и поглотить. Левое предплечье разъело болью. Он перестал его ощущать.

Бесконечное мгновение спустя Алира окружили вспышки, солнечный свет ворвался в его плен из первородной тьмы и осветил: содрогающуюся в конвульсиях заднюю половину лошади, придавленного ею главнокомандующего, его руку, обрывающуюся ниже локтя.

Морок отступал.

Морок отступил. Вокруг повисла тишина.


АЛИР РЫЖИЙ

Вокруг повисла тишина. Напряженная, внимательная и настороженная. Ошеломленная тишина, которую никто из слушавших не решался нарушить первым, и только костер по-прежнему задорно потрескивал сучьями да поленьями.

— Нда, — наконец выдал впечатленный Кирилл и снял бейсболку, чтобы почесать макушку. Короткий ежик волос послушно прогнулся под пальцами и тут же воспрял снова. — И что, он так без руки и остался?

— Ну, выходит, что да, если верить легенде, — развел руками дед.

— А вы сами-то верите? — полюбопытствовал со своего чуть отдаленного места Даниил.

— Я-то верю.

— Почему? Что вас заставляет верить? — настойчиво спросила Надя, собираясь получить ответ на свой вопрос. Она захлопала руками по карманам куртки, но те оказались пусты. — Дань, дай покурить.

Мужчина зашевелился, распрямляя спину, чтобы достать пачку сигарет с зажигалкой внутри. Молча бросил ту Надежде и снова сгорбился, опираясь локтями на колени. Кирилл встал со своего места и завозился в двух шагах от освещенного костром круга, выбирая ветки получше. Пламя вспыхнуло снопом искр, когда в него упало небольшое поленце, и жадно обняло то жаром.

Гость тем временем не спешил с ответом. Он долго смотрел на Надю, затем на Даниила, на копошащегося в темноте Кирилла. Сунул ладонь под воротник пальто и потер старческую шею.

— Вот какой вопрос задала, — задумчиво проговорил он. — Что же заставляет вас — не именно вас, а людей вообще — верить в Иисуса Христа, в Аллаха, Будду?

— Дед, ну ты не сравнивай мировые религии и вот эту… сказку, — Кирилл по прежнему стоял на границе света и темноты, изучая Степана Платоновича через костер.

— Давайте не будем вдаваться в философию, — проговорила, выдыхая дым, Надя. — Вы можете ответить на мой вопрос?

— Нет, — старик обезоруживающе расплылся в щербатой улыбке.

— На самом интересном месте, — вздохнула Ольга и поднялась с бревна. Переступила то и скрылась в темноте в направлении палаток.

— Оль, ты куда?

Кирилл поспешил за ней, оставляя у костра друга, сестру своей девушки и странного гостя, растревожившего всех их вместе и каждого из них по-своему. Надя была в какой-то мере раздражена, это угадывалось в ней без труда. Любопытно только, что ее так зацепило. Оля, судя по всему, приняла услышанное близко к сердцу, может, испугалась даже.

— Ну, чего ты? — догнал он ее между палаток и мягко обнял со спины, сцепляя руки на талии девушки. Она положила ладони сверху.

— Да черт его знает, Кир, — неуверенно ответила девушка. — Странный такой этот дед. Кажется, будто он правду говорит. Но верить — в это?!

— Да ну какая это правда, — Кирилл положил подбородок на светло-русую ее макушку. — Дедок слегка не в себе, судя по всему. Может, тихий, потому в сумасшедший дом его не заперли. Из ближайшей деревни, погулять ходит. Верит в свои россказни и нам лапшу на уши навешал.

— Но ведь хочется верить! — Ольга подняла глаза вверх, силясь увидеть лицо мужчины.

— Ну, есть такое, конечно, — нехотя согласился тот.

Оба замолчали, размышляя.

— И когда это было? — тем временем у костра продолжила допытываться скептически мыслящая Надежда, готовая сопротивляться до конца не понятному язвящему в душе чувству.

Вслушиваться в него пока времени особо не было, да, честно говоря, и не хотелось. Не хотелось, обнаружить внутри себя что-то, способное подточить ее сугубо научный подход к жизни. Ей нравилось так, как есть, а не вот этот дед со странными историями.

— Может, год назад, может…

— Тысячу лет? — язвительно перебила она.

— … чуть больше года назад, — договорил Степан Платонович, глядя ей в глаза. — Совсем недавно.

— А звучит, как легенда седой старины, — подал голос Даниил.

— Может, и так, — пожал дед плечами. — Двадцать первый век, конечно, исключает события, не вписывающиеся в стройные научные теории.

Надя сверкнула глазами, кинула окурок в костер и поднялась на ноги.

— Пойду к нашим голубкам. Даня, не скучай.

— Будь спок. Только сигареты верни.

Словив пачку, он тут же закурил. Спустя две затяжки поднялся с бревна и отошел. Но не к палаткам, как все остальные, а в противоположную сторону, к деревьям, меж чьих разлапистых веток проглядывало ночное небо сентября, щедро посыпанное звездами — здесь, вдали от городских огней, такими яркими. Над дальним краем леса ползла луна.

Пройдя по тропике между стволов, Даниил остановился. Подняв голову, он смотрел на звезды в прореху между листьями и курил. За спиной раздались едва слышные шаги.

— Так кто ты такой, Степан Платонович? — вкрадчиво спросил он, продолжая глядеть вверх.

Вместо ответа он спиной ощутил движение и рефлекторно дернулся в сторону. Пространство, где полмгновения назад была его грудная клетка, пронзил клинок чернее самой бездонной тьмы. Застыл на миг и дернулся обратно, чтобы тут же метнуться к горлу Даниила.

В скудном свете звезд, пробившемся сюда сквозь кроны деревьев, блекло блеснула латная перчатка на левой руке мужчины. Пальцы сжались на черном лезвии, сжались сильнее, кроша то.

— Как это… — выдохнула тьма из-под куцей шапочки.

— В легенде не говорится, что кузнецы встречающих выковали Алиру Рыжему новую руку? — глядя прямо в этот черный сгусток, дернул краем губ Даниил. Рыжие пряди выбились из хвоста и свисали по обе стороны от лица.

Пальто начало оседать на землю меж корнями деревьев, тьма потекла в стороны, подобно спруту. В лесу зазвучал речитатив. Не тот, который ткется сотнями голосов запевающих, а тихий, спокойный, звенящий сталью в жестком голосе.

Даниил молниеносно поднял правую руку и схватил из воздуха вибрирующий луч света, немедля вонзая его в темный сгусток под шапочкой. Тьма вздрогнула, заклубилась чернилами и рассеялась.

— Эй, постойте, куда же вы?! — крикнул Даниил в пустоту, спокойно обеими руками убирая за уши выбившиеся пряди.

— Данька? Что там? — через четверть минуты к нему подбежал Кирилл, за которым спешили девчонки. — Что случилось?

— Да дед этот… — развел Даниил руками. — Убежал! — он махнул рукой в неопределенном направлении.

— Как — убежал? — моргнула Ольга.

— Я же говорил тебе, он не в себе, — обнял ее за плечи Кирилл. — А ты переживала. Ладно, ну его.

— А если он заблудится? Его надо найти!

— А если заблудимся мы? — привела контраргумент Надя.

— Вот именно, — кивнул Кирилл. — Ладно, ребята, пойдем лучше к костру.