извилины должны извиваться
Светило еще не поднялось над водопадом Хауна, и вода его и низко висящие над ним облака были удивительного голубого с примесью зелени цвета. Я видел этот водопад уже не раз, но всякий, очередной раз дыхание мое перехватывало от не поддающегося описанию величия этих обрывающихся в пропасть вод. Те, кто никогда не видел Хауны, живущие на другой стороне планеты, такие же, как я, жители мегаполиса, выросшие среди уходящих в небо небоскребов, среди крошечных рекреационных зон со взлелеянными руками садовников деревьями, не в силах были поверить снимкам этого места и считали, что цвет их — обработка изображения в графическом редакторе: сине-зеленый фильтр, игра с яркостью и контрастом и вуаля — захватывающая дух голограмма обрывающейся со скалы в пропасть массы воды.
читать дальшеА потом я увидел Хауну собственными своими глазами — чуть более года назад — аспирант профессора Икайры. Я пишу диссертацию на тему "Изменение состава атмосферы вследствие влияния культа Магнолии на биосферу Китаны", и исследование атмосферы в разных точках планеты — практическая часть моей работы. Брать пробы воздуха в различных регионах Китаны, спускаться в расселины, подниматься к вершинам гор, в городах и посреди островков девственной, нетронутой природы. Но самым ключевым показателем является процент последователей Магнолии от общего числа населения региона. Чем больше количество верящих в Магнолию, тем чище воздух. Странно. Даже в городах, в мегаполисах, где загрязнение превышает допустимые санитарные нормы, в общинах последователей этого древнего культа (весьма замкнутых общинах — они не пускают к себе чужаков) воздух кажется удивительно чистым. Я заметил эту особенность, еще когда был школьником — в соседнем квартале жила крошечная община магнолий, всего-то человек двадцать, но рядом с ними привычная для горожан тяжесть в грудной клетке отступала, практически сходила на нет и ты начинал дышать полной грудью. Когда я между делом рассказал об этом профессору Икайре (а к тому моменту я уже не то что школу закончил — заканчивал академию), она настояла на том, чтобы я остался в аспирантуре и занялся исследованием этого феномена. Она сказала, я, возможно, переверну современные представления о мире. Сама же профессор изучению культа Магнолии посвятила всю свою жизнь, Магнолия стала ее смыслом и сутью — и я не покривлю душой, если назову Гайю Икайру одним из самых постоянных и преданных последователей культа, пусть она и не медитировала перед сном, не вдыхала аромата бледного ядовитого цветка амаллы, чтобы унестись в горние миры и узреть Магнолию, не верила в неразрывную связь между всеми в целом и каждым в отдельности живым существом на земле. Ее возраст уже почтенен, и не за горами тот день, когда вокруг гроба Гайи Икайры воскурят благовония, а проводник душ споет Священные Гимны — она только надеется, что я успею изучить странный феномен влияния Магнолии на окружающий мир и изложить свои результаты, пока она еще жива. Профессор сказала, я ощутил этот феномен, видимо, из-за какой-то особенности в организации моей души, или тела. Она не может точнее сказать — Магнолия не поддается эмпирическому изучению.
Не отрываясь я смотрел на чистую синь водопада, на голубые блики, играющие на его поверхности в редких рассветных лучах Светила, что добрались сюда, и размеры Хауны терялись, спустя километры, в редеющем утреннем тумане. Я висел в глайдере над пропастью и у меня захватывало дух от размеров, от этой бескрайности, от облаков, что величественно ползли напротив меня, едва не касаясь воды брюхом, от облаков, что так же медленно ползли чуть выше. Мимо пролетела тройка огромных белых птиц — горные лебеди, вымирающий вид, живущий только здесь, у водопада Хауна. Вытянув шеи, массивными крыльями они несколько раз рассекали воздух, а затем без единого движения планировали в сторону берега, что терялся из вида. Высота Хауны — чуть менее двух километров, его ширина — около десяти. Вы можете представить все величие этого водопада?
Вдали вверх пронеслась яркая вспышка — наверное, почтовая ракета, запущенная из Палладио. Крупный город, но далеко не мегаполис, располагающийся вдоль побережья озера Хауны и врезающийся в озеро подобно клыку. Его жители каждый день из своих окон видят сине-зеленое, сверкающее в солнечных лучах великолепие водопада. Я проследил взглядом за ракетой, преодолевающей километры вверх. Второй слой облаков уже кое-где стал оранжеватым — первые признаки грядущего рассвета. Третий слой — розовый; облака эти мраморными прожилками растянулись в бирюзовой атмосфере Китаны, создавая странный, но прекрасный узор. А дальше — каждый следующий слой все краснел, становился более насыщенным, пока самый верхний не приобрел все краски утра, густым розовым вперемешку с бордовым контрастируя с кобальтово-синим небом, в котором еще горели ночные звезды. У меня перехватило дыхание — у простого и смертного китанца перед величием собственной планеты.
«Ты часть всего — и все часть тебя,» — так учит Магнолия, и я на несколько мгновений, кажется, потерял связь с реальностью, растворяясь в окружающем меня мире. На мгновение мне показалось, что я неощутимой бескрайней массой ползу над водами Хауны, что я же безмерной массой воды обрываюсь вниз, чтобы с ревом и шумом упасть с двухкилометровой высоты, мне показалось, что это я кружу на сильных белых крыльях в центре дуги водопада. Очнулся я от надрывного визга автоматики, которая перехватила управление, когда мой глайдер начал падать. Я восстановил управление, отключил систему автопилота и повел аппарат вверх, ближе к наполняющимся пурпуром облакам, чтобы взять пробы воздуха.
Здесь, на берегах Хауны, в горах есть монастырь Магнолии. Монахи, живущие в гармонии с миром. Нет, не только с природой — со Вселенной. Говорят — профессор Икайра говорит — монахи эти способны жить одной только энергией Магнолии в течение долгого времени. Говорят, среди людей встречаются «отмеченные Магнолией». Одни склонны называть это благословением, другие — проклятьем. Профессор Икайра за все годы, потраченные на изучение Магнолии, собирание весьма разрозненных и нестройных свидетельств, потраченные на общение с последователями культа и монахами, не встречала отмеченных ни разу. Но тем не менее о них постоянно упоминают, свидетельства о них — наверняка весьма и весьма приукрашенные — находят даже в письменных источниках, датируемых «до цивилизации». Магнолия — очень древний культ, возможно, это древнейшее свидетельство существования человека на Китане, во Вселенной, человека, который жил еще до вознесения нашей цивилизации.
Отмеченные. Как бы ни разнились мнения на их счет у исследователей, но все сходятся во мнении, что они блаженны. Если верить свидетельствам и рассказам, якобы слышанных от очевидцев, или от тех, кто в свое время знал очевидцев, или от тех, кто знал тех, кто знах тех, кто знал очевидцев — ну, вы поняли, — то все отмеченные не от мира сего. Им неведома агрессия, они не всегда понимают обращенную к ним речь, говорят странные, малопонятные вещи, которые сами же называют «волей Магнолии», они не едят — вообще, — говорят, им хватает энергии Магнолии, не старятся и не умирают своей смертью. Еще говорят, у каждого отмеченного серебряные волосы, сиреневые глаза и они отрицают законы гравитации. В это трудно поверить, правда? Но так говорят — те, кто никогда сам лично не видел отмеченного.
Я поднялся до самых верхних облаков, которые уже из пурпурного становились золотыми, по мере того, как Светило освещало их своими лучами. Оно поднялось еще не настолько высоко, чтобы высветлить небо полностью, и теперь подо мною была золотая вата, а над головою — глубокое чернильное небо с остатками звезд и рдеющим на западе краем. Это было... прекрасно. А подо мной все так же падали в пропасть воды Хауны, чтобы из водопада превратиться в озеро. Я снова застыл, скользя взглядом по величию окружающего меня мира и то и дело рискуя опять потерять реальность. Взгляд мой, наконец, остановился на горной цепи Кирарх, что с севера упиралась в Хауну. Гора, которую омывают воды реки, у подножия поросла густым лесом и очертаниями своими похожа на пьющего воду волка, так и называется — Тил-Юнной, Пьющий Волк. Ближе к вершине горы лес редеет — и в лучах восходящего Светила мне будто бы увиделся монастырь со сверкающей на солнце алым крышей храма. Будто бы — потому что нормальный человек с такого расстояния не в состоянии разглядеть что-либо, да еще и меж стволов деревьев. Поэтому я склонен считать это видение банальной суггестией, вызванной моими знаниями о наличии монастыря Магнолии на Тил-Юнное и общим моми состоянием этим утром.
Я тряхнул головой, прогоняя наваждение и лишние мысли — пора все же делать то, зачем я сюда прилетел. Пальцы мои нажали кнопки, отдавая приборам исследовательского глайдера команду сделать заборы воздуха — весьма разреженного — и начать немедленный первичный анализ. Более детальный анализ пробы пройдут в лаборатории. Я не мог поверить цифрам, которые высветились на дисплее анализатора — содержание сеона в воздухе превышало 5,5 процента! На этой-то высоте! И это при том, что даже у самой поверхности планеты в лесах показатель никогда не переваливает за 4,3! Мое сердце заколотилось как бешеное — неужели все дело в Магнолии? Но ведь монастырь так далеко отсюда! Я уже готов был направить глайдер вниз, на Тил-Юнной, как мое ликование сменилось настоящим, неподдельным и беспричинным страхом, по коже прошли мурашки: мой глайдер вибрировал и подрагивал, на высоте около десятка километров. Я сглотнул застрявший в горле комок. Занемевшими пальцами я отдал бортовым системам глайдера приказ об автодиагностике, а сам принялся разворачивать машину вокруг ее оси, чтобы увидеть происходящее вокруг.
И я замер, застыл, так и не дожав кнопки, не доповернув штурвал — по небу пыли они, небесные киты. Их можно было бы назвать еще одной такой же легендой, как и отмеченных Магнолией (правда, никто не знает, как связаны киты с Магнолией и связаны ли вообще). Но официальная наука признает их вымирающим видом, чьи изображения можно увидеть лишь в учебниках зоологии, а под изображениями — надпись «Вымирающий вид. В мире осталось не более 100 особей». И вот теперь я видел их вживую, своими собственными глазами. Величественные и грациозные, они плыли (летели, скользили?) по небу, приближаясь к облакам над водопадом. Сколько они были в длину? Метров пятнадцать? Я лихорадочно ткнул пальцами в кнопки управления датчиками оптического диапазона и компьютер подтвердил мое предположение — самый крупный из китов был чуть более шестнадцати метров. Их было пятеро — полупрозрачных ясно-бирюзовых китов, чья шкура блестела, словно была мокрой, в лучах солнца. Я говорю, они были полупрозрачными — и именно это я и имею в виду: у них словно бы не было внутренностей, словно бы они были созданы стекла или геля. Они медленно шевелили своими прозрачными — да, прозрачными — крыльями-плавниками и лучи солнца искажались в них и в хвостовом плавнике, как если бы проходили через волнистое стекло. Небесные киты приблизились, и теперь проплывали подо мной — в какой-то сотне метров, — и я мог рассматривать их, сколько будет душе угодно.
И тут я опомнился! Как я мог забыть про голографию? Я активировал бортовые записывающие системы. Потом, когда запись будет обработана, я смогу показать профессору трехмерную голограмму китов. Дыхание мое едва не прерывалось от этой мысли и самого зрелища, которому я стал свидетелем. Прильнув к мониторам, я рассматривал их. А киты, словно бы поощряя мое любопытство и внимание к ним, начали описывать под глайдером огромные круги. Конечно! Наверняка они здесь из-за огромного содержания сеона. Небесные киты кружили и пели, и от пения этого дрожал и вибрировал глайдер, а вовсе не из-за поломки.
Насколько я мог судить, две взрослые особи и три детеныша. Никто никогда не видел, как размножаются небесные киты — ученые могут только предполагать, что как и прочие животные Китаны. Но киты — они настолько уникальны и не похожи ни на одно животное планеты, что правы вполне могут оказаться и те, кто связывает их с Магнолией и считает, что размножение небесных китов процесс не биологический, а энергетический. Я почти прилип к монитору, проклиная конструкторов, что не догадались сделать пол в глайдере прозрачным, как сердце мое ёкнуло. Рядом с китами была еще одна фигура — белесая фигурка человека. Очертания были смазаны и движений было не рассмотреть, как если бы на снимке с долгой выдержкой, но в том, что это был человек, я мог поклясться. Я максимально приблизил изображение, впиваясь в него взглядом — подросток, судя по фигуре — мужского пола, с длинными светлыми волосами. Впрочем, он сам был до странного белый, однотонный и полупрозрачный, как и киты. Он, словно ощутив, что я изучаю его, взглянул прямо в камеру, а затем подплыл к спине детеныша, провел рукой по гладкой блестящей его коже, ухватился за плавник — и все пятеро двинулись прочь от меня, в сторону уже посветлевших облаков. А я смотрел им вслед, пока они не пропали из виду, унося с собой... отмеченного?
читать дальшеА потом я увидел Хауну собственными своими глазами — чуть более года назад — аспирант профессора Икайры. Я пишу диссертацию на тему "Изменение состава атмосферы вследствие влияния культа Магнолии на биосферу Китаны", и исследование атмосферы в разных точках планеты — практическая часть моей работы. Брать пробы воздуха в различных регионах Китаны, спускаться в расселины, подниматься к вершинам гор, в городах и посреди островков девственной, нетронутой природы. Но самым ключевым показателем является процент последователей Магнолии от общего числа населения региона. Чем больше количество верящих в Магнолию, тем чище воздух. Странно. Даже в городах, в мегаполисах, где загрязнение превышает допустимые санитарные нормы, в общинах последователей этого древнего культа (весьма замкнутых общинах — они не пускают к себе чужаков) воздух кажется удивительно чистым. Я заметил эту особенность, еще когда был школьником — в соседнем квартале жила крошечная община магнолий, всего-то человек двадцать, но рядом с ними привычная для горожан тяжесть в грудной клетке отступала, практически сходила на нет и ты начинал дышать полной грудью. Когда я между делом рассказал об этом профессору Икайре (а к тому моменту я уже не то что школу закончил — заканчивал академию), она настояла на том, чтобы я остался в аспирантуре и занялся исследованием этого феномена. Она сказала, я, возможно, переверну современные представления о мире. Сама же профессор изучению культа Магнолии посвятила всю свою жизнь, Магнолия стала ее смыслом и сутью — и я не покривлю душой, если назову Гайю Икайру одним из самых постоянных и преданных последователей культа, пусть она и не медитировала перед сном, не вдыхала аромата бледного ядовитого цветка амаллы, чтобы унестись в горние миры и узреть Магнолию, не верила в неразрывную связь между всеми в целом и каждым в отдельности живым существом на земле. Ее возраст уже почтенен, и не за горами тот день, когда вокруг гроба Гайи Икайры воскурят благовония, а проводник душ споет Священные Гимны — она только надеется, что я успею изучить странный феномен влияния Магнолии на окружающий мир и изложить свои результаты, пока она еще жива. Профессор сказала, я ощутил этот феномен, видимо, из-за какой-то особенности в организации моей души, или тела. Она не может точнее сказать — Магнолия не поддается эмпирическому изучению.
Не отрываясь я смотрел на чистую синь водопада, на голубые блики, играющие на его поверхности в редких рассветных лучах Светила, что добрались сюда, и размеры Хауны терялись, спустя километры, в редеющем утреннем тумане. Я висел в глайдере над пропастью и у меня захватывало дух от размеров, от этой бескрайности, от облаков, что величественно ползли напротив меня, едва не касаясь воды брюхом, от облаков, что так же медленно ползли чуть выше. Мимо пролетела тройка огромных белых птиц — горные лебеди, вымирающий вид, живущий только здесь, у водопада Хауна. Вытянув шеи, массивными крыльями они несколько раз рассекали воздух, а затем без единого движения планировали в сторону берега, что терялся из вида. Высота Хауны — чуть менее двух километров, его ширина — около десяти. Вы можете представить все величие этого водопада?
Вдали вверх пронеслась яркая вспышка — наверное, почтовая ракета, запущенная из Палладио. Крупный город, но далеко не мегаполис, располагающийся вдоль побережья озера Хауны и врезающийся в озеро подобно клыку. Его жители каждый день из своих окон видят сине-зеленое, сверкающее в солнечных лучах великолепие водопада. Я проследил взглядом за ракетой, преодолевающей километры вверх. Второй слой облаков уже кое-где стал оранжеватым — первые признаки грядущего рассвета. Третий слой — розовый; облака эти мраморными прожилками растянулись в бирюзовой атмосфере Китаны, создавая странный, но прекрасный узор. А дальше — каждый следующий слой все краснел, становился более насыщенным, пока самый верхний не приобрел все краски утра, густым розовым вперемешку с бордовым контрастируя с кобальтово-синим небом, в котором еще горели ночные звезды. У меня перехватило дыхание — у простого и смертного китанца перед величием собственной планеты.
«Ты часть всего — и все часть тебя,» — так учит Магнолия, и я на несколько мгновений, кажется, потерял связь с реальностью, растворяясь в окружающем меня мире. На мгновение мне показалось, что я неощутимой бескрайней массой ползу над водами Хауны, что я же безмерной массой воды обрываюсь вниз, чтобы с ревом и шумом упасть с двухкилометровой высоты, мне показалось, что это я кружу на сильных белых крыльях в центре дуги водопада. Очнулся я от надрывного визга автоматики, которая перехватила управление, когда мой глайдер начал падать. Я восстановил управление, отключил систему автопилота и повел аппарат вверх, ближе к наполняющимся пурпуром облакам, чтобы взять пробы воздуха.
Здесь, на берегах Хауны, в горах есть монастырь Магнолии. Монахи, живущие в гармонии с миром. Нет, не только с природой — со Вселенной. Говорят — профессор Икайра говорит — монахи эти способны жить одной только энергией Магнолии в течение долгого времени. Говорят, среди людей встречаются «отмеченные Магнолией». Одни склонны называть это благословением, другие — проклятьем. Профессор Икайра за все годы, потраченные на изучение Магнолии, собирание весьма разрозненных и нестройных свидетельств, потраченные на общение с последователями культа и монахами, не встречала отмеченных ни разу. Но тем не менее о них постоянно упоминают, свидетельства о них — наверняка весьма и весьма приукрашенные — находят даже в письменных источниках, датируемых «до цивилизации». Магнолия — очень древний культ, возможно, это древнейшее свидетельство существования человека на Китане, во Вселенной, человека, который жил еще до вознесения нашей цивилизации.
Отмеченные. Как бы ни разнились мнения на их счет у исследователей, но все сходятся во мнении, что они блаженны. Если верить свидетельствам и рассказам, якобы слышанных от очевидцев, или от тех, кто в свое время знал очевидцев, или от тех, кто знал тех, кто знах тех, кто знал очевидцев — ну, вы поняли, — то все отмеченные не от мира сего. Им неведома агрессия, они не всегда понимают обращенную к ним речь, говорят странные, малопонятные вещи, которые сами же называют «волей Магнолии», они не едят — вообще, — говорят, им хватает энергии Магнолии, не старятся и не умирают своей смертью. Еще говорят, у каждого отмеченного серебряные волосы, сиреневые глаза и они отрицают законы гравитации. В это трудно поверить, правда? Но так говорят — те, кто никогда сам лично не видел отмеченного.
Я поднялся до самых верхних облаков, которые уже из пурпурного становились золотыми, по мере того, как Светило освещало их своими лучами. Оно поднялось еще не настолько высоко, чтобы высветлить небо полностью, и теперь подо мною была золотая вата, а над головою — глубокое чернильное небо с остатками звезд и рдеющим на западе краем. Это было... прекрасно. А подо мной все так же падали в пропасть воды Хауны, чтобы из водопада превратиться в озеро. Я снова застыл, скользя взглядом по величию окружающего меня мира и то и дело рискуя опять потерять реальность. Взгляд мой, наконец, остановился на горной цепи Кирарх, что с севера упиралась в Хауну. Гора, которую омывают воды реки, у подножия поросла густым лесом и очертаниями своими похожа на пьющего воду волка, так и называется — Тил-Юнной, Пьющий Волк. Ближе к вершине горы лес редеет — и в лучах восходящего Светила мне будто бы увиделся монастырь со сверкающей на солнце алым крышей храма. Будто бы — потому что нормальный человек с такого расстояния не в состоянии разглядеть что-либо, да еще и меж стволов деревьев. Поэтому я склонен считать это видение банальной суггестией, вызванной моими знаниями о наличии монастыря Магнолии на Тил-Юнное и общим моми состоянием этим утром.
Я тряхнул головой, прогоняя наваждение и лишние мысли — пора все же делать то, зачем я сюда прилетел. Пальцы мои нажали кнопки, отдавая приборам исследовательского глайдера команду сделать заборы воздуха — весьма разреженного — и начать немедленный первичный анализ. Более детальный анализ пробы пройдут в лаборатории. Я не мог поверить цифрам, которые высветились на дисплее анализатора — содержание сеона в воздухе превышало 5,5 процента! На этой-то высоте! И это при том, что даже у самой поверхности планеты в лесах показатель никогда не переваливает за 4,3! Мое сердце заколотилось как бешеное — неужели все дело в Магнолии? Но ведь монастырь так далеко отсюда! Я уже готов был направить глайдер вниз, на Тил-Юнной, как мое ликование сменилось настоящим, неподдельным и беспричинным страхом, по коже прошли мурашки: мой глайдер вибрировал и подрагивал, на высоте около десятка километров. Я сглотнул застрявший в горле комок. Занемевшими пальцами я отдал бортовым системам глайдера приказ об автодиагностике, а сам принялся разворачивать машину вокруг ее оси, чтобы увидеть происходящее вокруг.
И я замер, застыл, так и не дожав кнопки, не доповернув штурвал — по небу пыли они, небесные киты. Их можно было бы назвать еще одной такой же легендой, как и отмеченных Магнолией (правда, никто не знает, как связаны киты с Магнолией и связаны ли вообще). Но официальная наука признает их вымирающим видом, чьи изображения можно увидеть лишь в учебниках зоологии, а под изображениями — надпись «Вымирающий вид. В мире осталось не более 100 особей». И вот теперь я видел их вживую, своими собственными глазами. Величественные и грациозные, они плыли (летели, скользили?) по небу, приближаясь к облакам над водопадом. Сколько они были в длину? Метров пятнадцать? Я лихорадочно ткнул пальцами в кнопки управления датчиками оптического диапазона и компьютер подтвердил мое предположение — самый крупный из китов был чуть более шестнадцати метров. Их было пятеро — полупрозрачных ясно-бирюзовых китов, чья шкура блестела, словно была мокрой, в лучах солнца. Я говорю, они были полупрозрачными — и именно это я и имею в виду: у них словно бы не было внутренностей, словно бы они были созданы стекла или геля. Они медленно шевелили своими прозрачными — да, прозрачными — крыльями-плавниками и лучи солнца искажались в них и в хвостовом плавнике, как если бы проходили через волнистое стекло. Небесные киты приблизились, и теперь проплывали подо мной — в какой-то сотне метров, — и я мог рассматривать их, сколько будет душе угодно.
И тут я опомнился! Как я мог забыть про голографию? Я активировал бортовые записывающие системы. Потом, когда запись будет обработана, я смогу показать профессору трехмерную голограмму китов. Дыхание мое едва не прерывалось от этой мысли и самого зрелища, которому я стал свидетелем. Прильнув к мониторам, я рассматривал их. А киты, словно бы поощряя мое любопытство и внимание к ним, начали описывать под глайдером огромные круги. Конечно! Наверняка они здесь из-за огромного содержания сеона. Небесные киты кружили и пели, и от пения этого дрожал и вибрировал глайдер, а вовсе не из-за поломки.
Насколько я мог судить, две взрослые особи и три детеныша. Никто никогда не видел, как размножаются небесные киты — ученые могут только предполагать, что как и прочие животные Китаны. Но киты — они настолько уникальны и не похожи ни на одно животное планеты, что правы вполне могут оказаться и те, кто связывает их с Магнолией и считает, что размножение небесных китов процесс не биологический, а энергетический. Я почти прилип к монитору, проклиная конструкторов, что не догадались сделать пол в глайдере прозрачным, как сердце мое ёкнуло. Рядом с китами была еще одна фигура — белесая фигурка человека. Очертания были смазаны и движений было не рассмотреть, как если бы на снимке с долгой выдержкой, но в том, что это был человек, я мог поклясться. Я максимально приблизил изображение, впиваясь в него взглядом — подросток, судя по фигуре — мужского пола, с длинными светлыми волосами. Впрочем, он сам был до странного белый, однотонный и полупрозрачный, как и киты. Он, словно ощутив, что я изучаю его, взглянул прямо в камеру, а затем подплыл к спине детеныша, провел рукой по гладкой блестящей его коже, ухватился за плавник — и все пятеро двинулись прочь от меня, в сторону уже посветлевших облаков. А я смотрел им вслед, пока они не пропали из виду, унося с собой... отмеченного?
@темы: мои рассказики