фандом: ориджиналы
категория: слэш
рейтинг: PG-13
размер: макси
статус: в процессе
бета: Elke Maiou
Он решился сделать усилие и разлепить веки лишь тогда, когда замок в двери негромко щелкнул, а сама дверь начала медленно открываться. Солнечный свет, ворвавшийся в узкую щелочку меж приоткрытых век, резанул по глазам и всколыхнул в голове волны похмельной боли, отчего картинка на какое-то время потеряла фокус и поплыла: и комнатная дверь, и ковер на полу, и идущие по нему ножки. Мартин застонал, зажмурился и мучительно ткнулся лицом в подушку, чувствуя, как из макушки кто-то настырно вылупляется на свет. От локального апокалипсиса спасала только воцарившаяся под веками темнота.
Мягкие шаги замерли около кровати. Да, кровати. Чьей? Где он вообще оказался? Около уха раздался едва слышный стук стекла о поверхность — словно стакан поставили на стол, — а следом легкий шелест.
— От похмелья, — голос звучал на удивление приятно, даже несмотря на работающий в голове отбойный молоток.
Только бы она была красивой, мелькнула мысль посреди того месива, что творилось у него в голове. Мартину казалось, что там, внутри, у него сейчас не мозги, а раскрошенный арбуз, или дыня, или, на худой конец, яблочное пюре.
— Ванная — сразу направо из комнаты, — произнес все тот же голос, и ему вдруг на секундочку показалось, что он чуть низковат, как на его вкус.
читать дальшеТолько бы она была красивой, подумал он снова, бережно поворачивая голову и с усилием поднимая веко правого глаза. Но ее рассмотреть он уже не успел — только лишь заметил удаляющиеся стройные ножки под подолом кремовой мужской рубашки на несколько размеров больше и пышную копну прямых темных волос, спадающих чуть ниже плеч. Дверь, мягко щелкнув, закрылась. Совершая еще один мучительный рывок воли на грани героизма, Мартин перевернулся на спину.
Боль тут же прострелила голову, грозясь раскроить череп на части, если этого вдруг еще не сделал тот, кто из головы вылуплялся. Он сухо и хрипло застонал. Исцеление лежало совсем рядом, на прикроватном столике, и обещало блаженство — если, конечно, он найдет в себе силы и дотянется до таблеток, а потом еще раз до стакана. Как же чертовски было жаль, что она, таинственная эта незнакомка, ушла, а не осталась, не бросила таблеточку в стакан, выдавив ту из блистера наманикюренными пальчиками, не поднесла ему к губам край бокала с прозрачной прохладой воды. Осторожно улыбнувшись этим мыслям самими уголками губ, Мартин наконец взял себя в руки и приподнялся на локте.
Изнутри головы в лоб ему тут же ударился раскаленный стальной шар, в который, по всей видимости, скукожился его мозг после вчерашнего. Он прижал ладонь ко лбу, неосознанно таким образом пытаясь унять боль. Как ее звать-то? Никакое из имен не шло на ум. Только Сесилия — однако это Сесилия Морган, с которой все и началось. А эта? Но в памяти спорадически вспыхивали только воспоминания о прошлой ночи, да и то до определенного ее момента — а дальше темнота. Мама, папа, за что вы так?! Если вчера, надравшись до беспамятства в каком-то сомнительной репутации ночном клубе, он еще сумел сбежать от проблем, то сейчас они уверенно догнали его на пару с головной болью. Пульсация, кажется, немного стихла, и Мартин потянулся за лекарством.
Блистер хрустнул в сильных, но малость подрагивающих пальцах, на простыню выпали две большие таблетки, достаточно знакомые молодому человеку. Он закинул их в стакан и наблюдал, как они растворяются в воде миллионами пузырьков. Наконец, когда реакция закончилась, он снял стакан со столика и принялся пить. Пузырьки мигом защипали нёбо и язык, неся с собою ощущение свежести и избавления от мук.
Да, но все же, как ее звать? Выйти из — он огляделся, осматривая комнату — спальни и обращаться к ней «эй ты» будет рафинированным свинством. Можно, конечно, обойтись «зайчиками», «котиками» и «рыбками», но не все же время — если она не совсем дура, то что-то заподозрит — и будет неловко. Он снова напрягся, пробуя сконцентрироваться на вчерашней ночи, но, кроме головной боли, эта попытка ничем хорошим не закончилась. Все, чем могла помочь ему память, были сполохи стробоскопа, громкая музыка, смех, чьи-то лица, смазанные и затертые опьяневшим восприятием, бокалы с виски, шоты с текилой, хайболы с коктейлями — боги, чего он только вчера не пил! А и в самом деле, чего он не пил? Это был на данный момент больной вопрос, и Мартин со стоном опустился на подушки, бережно укладывая голову. И замер, слушая, как в центре пространства телесного цвета пульсирует боль. Он накрыл глаза рукой — пространство стало темнотой.
Кто же она, кто же она? Ладно, понятно, этого не вспомнить, и вместо тщетных, бесплодных попыток лучше придумать, что дальше-то делать. Встать, привести себя в порядок, попрощаться и свалить. В конце концов, он ничем ей не обязан — ну перепихнулись разок по пьяни, с кем не бывает. С именем, конечно, неловко, по его мнению подобное — это уж слишком. Не думал он, что сам окажется в такой ситуации. Но что теперь-то поделать. Повезет — отделается зайчиками и котиками. Не повезет — придется покраснеть. Во всяком случае, это не так страшно, как Сесилия Морган. Не то чтобы она была совсем уж уродиной, вовсе нет — она просто была серой мышью совершенно не во вкусе Мартина, и ему совсем не хотелось остаток жизни провести мужем этой плоскодонки, которую и заметить-то получается не всегда, настолько она ничего из себя не представляет как личность. Зато представляет ее приданое — и у отца Мартина на этот счет свой совершенно четкий взгляд. Он медленно вздохнул.
Да уж, отец вчера был на редкость категоричен. Мартин нечасто видел его в таком настроении — и всякий раз ничем хорошим это не заканчивалось. Обычно — для оппонентов Алана. Кто ж знал, что и родной сын однажды окажется в их числе. Он поднял руку и в досаде сжал переносицу двумя пальцами. Головная боль как будто бы отступила, ну, по крайней мере стала тупой и не такой смертельной, как была еще с десяток минут назад. Даже зрение вернулось в норму и руки снова ощущались своими, родными, а не какими-то кое-как откалиброванными протезами.
Тем не менее, вскакивать с постели Мартин не спешил. Открыв глаза, он принялся медленно осматривать комнату. Ничего необычного. Двуспальная кровать, на которой ночью они боги весть что творили — он взялся за край одеяла и поднес к лицу, втянул запах. Пахло чем-то очень знакомым, наверняка какая-то из популярных туалетных вод. Люстра над кроватью, по обе стороны от последней — прикроватные тумбочки с ночниками. Справа — окно, слева — дверь. А в изножии — встроенный шкаф с зеркалами на дверях. Оттуда на Мартина смотрела заплывшая небритая рожа человека с выражением лица великомученика.
— Хреново ж ты выглядишь, парень, — подумал он вслух, тут же отмечая, что голос зазвучал на порядок приличней, чем в прошлую попытку издать звуки.
В левом дальнем углу, около шкафа, стояло кресло, на которое аккуратно были сложены его вещи. Брюки перекинуты через резной подлокотник, рубашка и пиджак расправлены и разложены по спинке. Невольно он испытал к неизвестной хозяйке квартиры прилив не то симпатии, не то уважения — и однозначно благодарности. На другом подлокотнике висело блестящее серебристое платье, напоминавшее рыбью чешую. Рядом на полу стояли такие же блестящие туфли на шпильке, одна из которых упала на бок. Да-а, точно, как он мог забыть... Из тумана ночного клуба и алкогольного угара выплыло наконец воспоминание о тонкой гибкой фигурке в блестящем платье. Его руки обнимали ее талию, его губы касались ее плечика, его... акх, кхм... Мартин погнал мысли прочь. Куда разумнее сейчас будет выбраться из постели и привести себя в порядок.
